Первые

— Вот посмотри, я покажу тебе, какая к этому платью пойдет прическа… — мягко говорит Владимир Онуфриевич и поворачивает Софью снова к зеркалу.

Вечером они идут в гости к Сеченовым, с которыми близко знаком Ковалевский. За столом решали, что делать Софье.

— А походите на мои лекции, Софья Васильевна, — сказал Сеченов. — Народу бывает много, авось не заметят. Потом и еще что-нибудь придумаем.

— Просто надо переодеться в мужской костюм, тогда наверняка не заметят, — сказал кто-то из гостей.

— Что ж, Надежда Дурова десять лет носила костюм кавалериста и сражалась против врагов русских. А Софья Васильевна будет воевать против врагов женского равноправия, — подхватил другой.

— Нет, мы попробуем сперва так, — сказал Ковалевский.

Рано утром, задолго до начала занятий они пришли к Медицинской академии — Софья и трое мужчин: Владимир Онуфриевич, знакомый врач Петр Иванович Боков и дядя Петр Васильевич, который как раз в это время был в Петербурге. Крадучись, с черного хода пробрались внутрь здания. Идут по коридорам. Софья волнуется. Недалеко от аудитории столкнулись с каким-то служащим в форменном костюме.

Мужчины постарались заслонить Софью. Старик посмотрел — ничего не сказал, то ли заметил, то ли нет.

В аудитории скамьи амфитеатром. Они забрались на самый верх — отсюда, правда, видно хуже, но зато и сами не бросались в глаза.

Зал постепенно наполнялся. Студенты сразу заметили Софью. Оборачиваются, улыбаются, подбадривают взглядами. А один вполголоса сказал:

— Вива, мадемуазель! Приветствуем вашу храбрость!

Но вот появился Сеченов. Зал затих.

Полтора месяца ходила Софья на лекции Ивана Михайловича Сеченова. И каждый раз она боялась — вот прогонят.

— Когда-нибудь настанет время. Может быть, оно и не за горами, — задумчиво говорит Ковалевский Софье.

Они шли по набережной Невы. Свет уличных фонарей дробился в темных водах реки. Где-то невдалеке послышался плеск — это проплыла лодка с запоздалым пассажиром.

«Слу-шай!» — пронеслось и замерло вдали.

— Как я люблю наш город, — сказала Софья. — Эти прямые как стрелы улицы, кружевные решетки, набережные, мосты.

— Да, но зачем Петропавловская крепость?

Они оперлись о парапет. Внизу набегали на берег мелкие волны. И у самой воды, на гранитной скамье, сидели двое, тесно прижавшись друг к другу.

— Володя, я вот слушаю лекции Ивана Михайловича. Они очень интересны и увлекательны. Но я хотела бы другое. Я хочу заниматься математикой. Говорят, это сухая наука. Неправда. Математика — как поэзия. В ней нужно уметь фантазировать… И еще говорят — математика не свойственна женщине. Я не знаю. Но я хочу попробовать. Может быть, я сумею что-то сделать…

— Раз любишь математику, должна идти этой дорогой. Хотя и будет трудно. Я верю, ты сумеешь.

Софа искоса посмотрела на Владимира — не смеется ли? Но он был очень серьезен.

— Возможно, и сумею, — сказала она задумчиво. — Сумела же Суслова.

Они опять пошли по набережной.

— Но где же, где можно заниматься математикой? Мне нужно слушать лекции, иметь книги… — с тоской сказала Софья.

— Поедем за границу, Софа. Может быть, там тебе удастся поступить в университет.

— И ты со мной поедешь?

— Конечно. Я помогу.

Она порывисто обернулась к нему, протянула руки.

— Как я благодарна тебе, Володя. За все, за все… Ты мой самый лучший друг и брат…

Он взял ее руки в свои, притянул к себе. Вот, вот… один миг… Он так хотел ее поцеловать. Но удержался. Сказал:

— Моя принцесса, я тоже тебе благодарен. Еще немного — и я стану математиком, а также магом и волшебником.

…Вечер. Владимир проверяет гранки, Софа пишет письмо. Потом почитали вслух книгу. И расходятся по разным комнатам.

Софья моментально засыпает — она так устала.

Владимир то засыпает, то вновь просыпается. Он ворочается в постели, ему душно. Он думает о Софье, он видит ее во сне. Вот она сидит сосредоточенная, нахмуренная за письменным столом. И ее сияющие глаза, когда она примеряет материю. Вот она протягивает к нему руки: «Ты мой самый лучший…»

Тогда был такой миг. Может быть, нужно было…

— О, я больше не могу, — шепчет Владимир. — Я скажу ей все, все…

Он встает и крадучись, на цыпочках идет в коридор и останавливается у ее двери. Он приникает к замочной скважине, и ему кажется, что он слышит ее ровное дыхание.

Рука его тянется к дверной ручке. Он сейчас откроет…

— Как тебе не стыдно, — говорит он, сжимая пылающее лицо. — Мы заключили союз ради науки, чтобы ей учиться…

Он возвращается к себе, рывком распахивает окно. Холодный ноябрьский ветер врывается в комнату. Он треплет занавески, сбрасывает со стола листки. Владимир долго стоит у окна, вглядываясь в темноту…

Весной Ковалевские уехали в Гейдельберг. После долгих уговоров родители отпустили вместе с ними и Анюту.

ГЛАВА XVI

— Лиза, Лизонька… Вставай!

Лиза открывает глаза, поднимает голову с подушки.

В комнате тихо, темно. На стене негромко тикают часы. Лунный свет робко пробрался с краю окна и нарисовал на полу квадрат.

Кто ее звал? Никого нет.

И вдруг она вспомнила. Это вчера сказали:

— Вставайте, поднимайтесь!

Это они, эти слова звучат в ее сердце, это они зовут!