Между тем Ливерий, огорченный малодушием Викентия, настоятельно требовал собора. Воспользовавшись посещением епископа Сардинского Луцифера, знаменитого чистотою жизни и силою характера, он отправил его в Медиолан с грамотами к императору и о том же писал убедительно к другому епископу, Евсевию Веркелинскому, который жил недалеко от местопребывания царского и пользовался общим уважением за свою добродетель и строгую иноческую жизнь: он первый соединил на Западе подвиг инока с подвигами пастыря. Собор был назначен в Медиолане, но совершенно с различными видами Восточных и Западных. Первые хотели осудить Афанасия, вторые ариан; Валент и Урзас опять к ним присоединились и вместе с главнейшими сообщниками не хотели подписать Символ Никейский, как предлагали им Евсевий, Луцифер и Дионисий Медиоланский. Опасаясь смятения в народе православном, перешли они для совещаний из храма в палаты царские; тогда начали действовать смелее и сперва представили новое исповедание, изложенное в грамоте самим императором, будто бы по небесному внушению; когда же оно было отвергнуто, потребовали решительно осуждения Афанасия. Опять воспротивились мужественные епископы Луцифер, Евсевий и Дионисий, утверждая, что нельзя без явного лицеприятия судить отсутствующего, вопреки канонам. Сам Констанций, привыкший к слепому подобострастию Восточных, гневно повелевал им изречь приговор; они же, подняв руки к небу, умоляли его не вмешивать власти Римской в догматах церковных ради страшного суда Божия. Исполненный ярости обнажил меч на епископов и грозил им смертию, видя же непреклонность, осудил только на изгнание, и пошли в дальний путь мужественные исповедники, отрясая прах ног своих на гонителей Церкви и распространяя всюду учение истинной веры. Арианин Авксентий поставлен был на место Дионисия в Медиолане; так окончился неправедный собор.
Констанцию надобно было еще сокрушить на западе двух сильных защитников православия, Осия Кордубского и Ливерия Римского. Он послал к нему евнуха с дарами, чтобы убедить отречься от Афанасия; но Ливерий, утешивший окружным посланием исповедников, отверг дары и льстивые речи. «Пусть соберется правильный собор, — отвечал он посланному, — без страха мирских судей, с одним только страхом Божиим и канонами Апостольскими; пусть отвергнутся ариане и примется Символ Никейский, и мы снова рассмотрим дело Афанасия». С угрозами вышел от него посланный и положил дары на гроб Апостолов. Ливерий велел их выкинуть, как цену крови. Раздраженный Констанций приказал префекту Римскому ночью взять Ливерия, чтобы не произвести смятения, и представить в Медиолан. Там ожидали его новые допросы и угрозы от самого императора. «Государь, — спокойно отвечал Ливерий, — суды церковные должны быть правы, вселенская же Церковь признала невинным Афанасия». Один из епископов арианских, желая возбудить гнев царский, сказал ему, что Ливерий упорствует только для того, чтобы прославиться в Риме посрамлением кесаря. «Как дерзаешь возноситься один против всего мира», — воскликнул гневный Констанций. «Государь, — отвечал Ливерий, — если останусь и один, то не погибнет истинная вера; некогда в Вавилоне три отрока ее поддержали. Созови праведный собор на основании догматов Никейских». «Уже он был и решил дело, — возразил император. — Тебе же предстоит выбор: или подписать приговор и возвратиться в Рим, или избрать себе место изгнания; даю три дня на размышление». «Времени мне не нужно, — ответствовал мужественный Ливерий, — уже я простился с братнею в Риме, изгоняй куда хочешь». Через три дня он сослан был в Верею Фракийскую. Император и его супруга, и вельможа, имевший с ним прение в Риме, послали ему денег на дорогу; старец отказался принять их, а вельможе, зараженному ересью арианской, советовал сделаться христианином и не давать ему милостыни как преступнику. Демофилу, закоснелому епископу арианскому в Верее, поручен был надзор за Ливерием, в Риме же другой знаменитый арианин, Акакий Кесарийский с двумя ему единомышленными рукоположил архидиакона Феликса в епископа столицы, но народ не хотел с ним сообщаться.