Они не успели допить, когда перед ними возникли Цветухин и Пастухов в вечерних костюмах, с белыми астрами в петлицах, дымящие необыкновенно длинными папиросами. Пожав Лизе руку, они раскланялись с компанией.
- Познакомьтесь, - сказала Лиза глухо и неуверенно, - мой муж, Виктор Семенович.
Витенька и за ним его товарищи с некоторой строгостью поднялись и наклонили головы.
- Мы хотим вам предложить, - запросто сказал Пастухов, - объединиться за одним столиком. Вам весело, и мы с Егором полны зависти. Хотите - пойдем к нам, хотите - мы переберемся сюда, здесь лучше видно.
- Нет, - ответил Витюша, - моя жена первый раз у Очкина. Она раскаивается, что пошла. Она не переносит открытой сцены. Она любит театр.
Он задел Цветухина беглым взглядом.
- Очень похвально, - серьезно одобрил Пастухов, - давайте глубже исследуем эту проблему за бутылкой Депре.
- Ведь вы спортсмен, - сказал Цветухин, улыбаясь Шубникову, - сейчас будет французская борьба.
- Моя жена не может видеть даже неодетых женщин, тем более - мужчин. Она хочет домой.
Витенька внушительно поклонился.
- Как жаль, - сказал Цветухин Лизе, - мы думали с вами поболтать. Останьтесь.
- Нет, она ни за что не хочет остаться.
- Я вижу, воля супруга - закон, - опять с улыбкой сказал Цветухин.
- Да-с, закон-с! - шаркнул ножкой Витюша и адресовался к приятелям: Вы заплатите, я потом разочтусь. Идем, Лиза.
Он показал ей дорогу театральным жестом, она простилась и пошла вперед между столиками, он - позади нее, всею фигурой изображая безукоризненно предупредительного и покорного кавалера.
Он опять застегнул себя на все пуговицы. Но, придя домой, будто одним махом рванул свои одеяния неприступного молчальника, и пуговицы посыпались прочь: Виктор Семенович Шубников явился заново во всей полноте натурального своего вида.
Он упал в первое подвернувшееся кресло гостиной, крикнул женским голосом и зарыдал. У него трепетали руки, ноги, тряслась голова, он метался, заливая себя слезами, то откидываясь навзничь, то падая на колени и стукаясь лицом в мягкое сиденье так сильно, что гудели пружины.
Лиза смотрела на мужа с черствой неприязнью, но потом ей стало жутко от мысли, что он припадочный. Она кинулась за водой и поднесла ему стакан, но он отмахнулся, расплескал воду, и принялся кричать еще пронзительней. Постепенно весь дом был поднят на ноги, и тетушка прибежала из своей половины. Кое-как Витюшу отвели в постель, где он продолжал кататься по пуховикам до полного изнеможения. К визиту доктора он лежал пластом и был похож на мертвеца. Тетушка тихо плакала, доктор сочувствовал ей, но лечение назначил самое нейтральное: валериановые капли в случае повторения бурности, а впрочем - покой, обыкновенное питание и ванна двадцати девяти градусов.
Эти двадцать девять градусов (не тридцать и не двадцать восемь) особенно насторожили Дарью Антоновну: очевидно, болезнь была нешуточна, а так как до женитьбы с Витенькой ничего подобного не приключалось и ему становилось явно хуже, если Лиза показывалась на глаза, то причину несчастья надо было искать в неудачном браке.
- Что ж, милая, ходить по комнатам скрестя ручки? - сказала как-то поутру Дарья Антоновна Лизе. - Витенька когда еще поправится, а ведь дело-то не стоит. Ступай-ка посиди за кассой в лавке, на базаре. Мне одной не разорваться.
И хотя Витенька меньше всего уделял забот делу, от Лизы стали требовать так много, точно он работал не покладая рук, и она начала проводить время за торговлей красным товаром, неподалеку от магазина отца, где еще так недавно впервые встретила своего суженого.
33
Когда произносили слово "базар", Лиза вспоминала давний детский страх перед нищим, собиравшим милостыню на Пешке. Он сидел на земле, ощеривая зубы, как лошадь, старающаяся вытолкнуть языком неудобный мундштук, и любой мельчайший кусочек его лица дергался, состязаясь в ужасном танце с головой, плечами, всем телом. Мать сказала ей, что он болен пляской святого Витта, и велела всегда подавать ему две копейки. Она подавала, но всякий раз, бросив медяк в расписную деревянную плошку, которую нищий держал в ногах, она убегала и забиралась подальше в народ, чтобы не видеть пляски страшного лица. Поэтому она постоянно обходила базар как можно дальше.