Первые шаги

— Что ж! Хорошее имя, — вперед всех ответила Евдоха. Кабы Прасковьей, так ей было бы обидно, а Танюшей можно.

— Танюшенька! Правда, Кирюша, хорошо? — спросила Аксюта.

Кирилл, широко и радостно улыбнувшись, кивнул.

— Таня, Танюша! — напевала Машенька, забрав племянницу у матери, но Евдоха сейчас же отняла внучку.

Аксюта ласково улыбнулась свекрови.

— Ну, я пошла. Поди, дома меня потеряли. Смотрите, кумой я буду, — предупредила Параська, идя к дверям.

Маленькая Танюша с первого мгновения своей жизни завоевала сердце бабушки. Были у Евдохи внуки, сыновья Гальки и Параськи, но она их почти не видела, и к ним старое сердце не привязалось. Танюшка родилась у нее на глазах, с первым криком взяла она ее на руки, и всю скрытую нежность старушка отдала внучке. Даже Аксюту она любила теперь больше, сознательнее. Евдоха стала рассудительнее, ухаживала за снохой, кричала на нее, если Аксюта хотела встать.

Когда через три дня появились гостьи с подарками к роженице, Евдоха выбрала самую нарядную распашонку, вышитую простынку и одеяльце для своей ненаглядной Танюшечки.

Галька пришла на шестой день с богатыми дарами. По своей ли охоте или по указке со стороны, но она решила помириться с братом и снохой.

— Крошечка ж ты моя! Глаза-то прямо Кирюшины! — говорила она, качая племянницу на руках.

И снохе и сватье она наговорила кучу ласковых слов, но во дворе, прощаясь с матерью, сказала:

— Замучили тебя, мама! А ты не больно трясись над ней, побереги руки-то…

Евдоха рассердилась на дочь.

— Ты что мне голову морочишь опять? — закричала она громко. — Тю на тебя! Да я только жизнь узнала, как Аксюта пришла. А Танечку никому и тронуть не дам, сама вынянчу…

— Да тише, мама! — испугалась Галька. — Коль тебе хорошо, так мне больше ничего и не надо. Девчушка славная, вся в нашу породу…

Евдоха смолкла, но раз и навсегда решила, что от Гальки Таню надо беречь — еще сглазит. Когда вечером, после ухода гостей, Кирилл спросил у матери, что ей говорила Галька, Евдоха ничего не скрыла и долго про себя бубнила, качая ребенка на руках:

— О то ж мне, злыдня!

— Ой, мама и избалует Танюшу! — говорила Аксюта мужу. — С рук не спускает.

Горячая любовь свекрови к Тане покорила Аксюту. В семье Железновых настал прочный мир.

…Не то было у Мурашевых. Сопротивление Натальи, молчаливое и мягкое, разжигало Петра Андреевича, а не отталкивало. Он считал, что только страх перед окружающими заставляет красивую сноху увертываться от него. Петр Андреевич стал груб, раздражителен с семейными, никто ему не мог угодить.

Наконец начетчик придумал как уломать упрямицу. С утра он начал ругать Демьяна за то, что будто бы долго возится тот с уборкой дальнего клина на арендованной земле. До него было верст десять.

— Сейчас поеду туда, батюшка, — ответил сын.

— Сам съезжу, — ответил отец. — Наталья, приготовь несколько кусков, попутно в аул заедем. Пора тебе привыкать к торговле с киргизцами. Акиму, да и мне времени нет, — приказал он старшей снохе, не глядя на нее.

Наталья стала белее стены. Даже Демьян заметил перемену в лице жены старшего брата и пристально посмотрел на отца.

«Чтой-то с ней? Уж нет ли худа?» — подумал он.

— Может, Илюшку возьмете? Пусть привыкает, — предложил Демьян отцу. Илюшке, старшему сыну Акима, шел одиннадцатый год.

— Рано еще привыкать-то ему. В городе вперед в школе учиться будет, а потом и к торговле приучим, — ответил отец и пошел из комнаты.

Наталья, пошатываясь, ушла к себе.

«Теперь конец! — думала она. — Либо отказаться ехать, значит прямо сказать ему все, погрозить Акимом — и прощай город. Может, еще женится свекор-то… — мелькнула у нее мысль. — Тогда и вовсе шиш достанется. Либо ехать и знать, зачем… Страшно и стыдно!»

Ничего не решив, Наталья пошла в лавку, отложила несколько цветастых кусков. «А может, я уговорю его, греха побоится», — размышляла она.

— Готово? — крикнул свекор, подъехав на пролетке к дверям лавки.

— Я уговорю его, — обманывая себя, шептала Наталья и, взяв куски сатина, пошла к двери.

…Вернулись домой вечером. Петр Андреевич, сидя за ужином, рассказывал сыну:

— Пробрал их хорошенько — сразу зашевелились. А вот, — он засмеялся, — с киргизцами-то наша Наталья Михайловна совсем торговать не умеет, учить придется…

Наталья только улыбалась, как будто в гостях сидела. «Сама поехала. Если узнает Аким, убьет обоих. Скрывать надо», — решила она дорогой.

«Чтой-то вдруг больно развеселился отец?» — недоумевал Демьян.

Глава восемнадцатая

1

В день ареста Григория, Федота и Семина рабочие депо, отработав восемь часов, ушли, не слушая уговоров цеховых мастеров. Они хотели таким образом установить восьмичасовой день — это было основным требованием забастовщиков.

На совещании, проведенном в тот же день вечером, Антоныч говорил, что такая половинчатая забастовка ничего не даст, разве что увеличит число арестованных, но Вавилов и Белоконь настаивали на ее продолжении.

После ухода Вавилова с городскими товарищами и Белоконя Федулов сказал: