Первые шаги

— Товарищи! Забастовку объявим с завтрашнего дня, — заговорил Антоныч, сменяя приезжего. — Наши требования уже выработаны. Сейчас подберем дежурные пикеты. Никто не должен завтра идти на работу. Перронный пикет пропустит только воинский эшелон, возвращающийся с Дальнего Востока…

Рабочие шумно одобрили его предложение.

После Антоныча на камень вскочил Вавилов.

— Наша задача, товарищи, — добиться чтобы к нам присоединились городские рабочие, служащие, приказчики, чтобы замерла жизнь во всем городе. К несчастью, мы до сих пор очень мало обращали внимания на город. В этом и я виноват. Но сейчас ошибку надо срочно исправить: одним железнодорожникам трудно долго продержаться…

Выступление Вавилова вызвало нестройный гул. Часть рабочих с ним соглашалась, другие возмущались.

— За рабочих-татар я ручаюсь, — резко выделился голос Хатиза Сутюшева.

— К сожалению, я этого не могу сказать про рабочих и служащих моего хозяина. Хитер, сатана! С сегодняшнего дня всем прибавил плату. Грошовую надбавку, да дал сам. Попробуй теперь, поговори с ними! — отозвался Вавилов. В его тоне звучало искреннее огорчение.

Антоныч и приезжий переглянулись.

Приступили к отбору пикетчиков. Выбрали самых крепких ребят. Восемь пикетов, по шесть человек в каждом. Рабочие начали расходиться. Потапов, Семен и Мезин подошли к Вавилову.

— Пойдем быстрее, Костя! Надо нам сегодня же наметить программу действий на завтра по городу, — сказал Григорий. — Листовку составят без нас. До сада можно дойти вместе, а там пойдем разными улицами.

— Пошли, пошли! Время терять нечего. И так много потеряли, — энергично ответил Вавилов.

Простясь с приезжими, Антонычем и группой рабочих, стоявших возле них, все четверо быстро пошли к городу. Разговаривая со своими спутниками, Вавилов думал:

«Видно, „товарища“ сегодня отправят в Омск. Но кто он? В Омске я его не видел. Наверное, новенький. Он еще очень молод…»

Утром три пикета цепью отгородили депо и вокзал от города. Перед гудком к станции потянулись рабочие, не бывшие на вечернем митинге, и служащие железной дороги.

— Работы сегодня не будет. Объявлена всеобщая забастовка, — говорили пикетчики, и большинство молча уходили обратно.

Некоторые возражали:

— А по шапке за это не дадут?

— Всех уволят — кто работать будет? Что вы, против своих братьев рабочих идти хотите? — убеждал Мухин, возглавляющий пикетчиков, и начинал рассказывать о требованиях забастовщиков: восьмичасовой рабочий день, повышение платы, увольнение доносчика Никулыча…

Прибывающие поезда также встречал дежурный пикет.

— Гаси паровозы! Поездные бригады, по домам! Смены не будет. Всеобщая забастовка! — кричали пикетчики машинистам, проводникам.

Начальник станции и его помощник растерянно метались по перрону. Машинисты, отведя составы в тупики, на запасные пути, гасили топки и уходили домой. «Отдохнем, значит», — говорили они, весело подмигивая Мухину. Только один машинист Евнов, эсер, не подчинился команде, но когда вся поездная бригада покинула поезд, начальник сам велел ему отвести состав с главного пути и погасить топку. Следовать дальше было нельзя — ни одна станция впереди не отвечала на вызовы.

Когда мрачный Евнов проходил через наружный пикет, рабочие свистели ему вслед.

— Эй ты, божья коровка! И бастовать можешь только по указке начальства? Может, один дальше поедешь? — издевались они.

Ссутулившись, Евнов молча, быстрыми, мелкими шагами, уходил от пикета.

К концу дня непривычная тишина царила на петропавловской станции. Все пути были забиты поездами. Но железнодорожная администрация не пожелала разговаривать с делегацией забастовщиков.

Среди купечества забастовка железнодорожников вызвала большое волнение. Особенно волновались экспортеры: товары могут погибнуть. В кабинете Савина, озлобленного и раздраженного сегодня, битком набито посетителей, а двери, ежеминутно открываясь, впускали все новых. Пришли и представители иностранных фирм.

— Безобразие! Варварская страна, с ней торговать нельзя! — возмущенно кричал один из них.

— Потише, господин! — мрачно остановил его Савин. — Криком не поможешь. Думать надо, что делать, а не орать без толку.

К вечеру полетела телеграфом жалоба купечества в Омск, степному генерал-губернатору, и в Петербург, Столыпину: «Нарушение железнодорожного движения в корне подсекает торговлю Степного края. Товары, приготовленные к экспорту, гибнут. Просим принять меры против бунтовщиков…» — писало купечество, оно верило, что у царского правительства хватит сил подавить революцию.

На второй день забастовки к железнодорожникам присоединились работники почты и телеграфа, рабочие десятка заводов, менового двора, приказчики…

По требованию полицмейстера и знатных купцов, железнодорожная администрация приняла наконец делегатов бастующих. Ознакомясь с петицией, начальник узла сказал: