Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского

Для Достоевского проникновение в духовный мир через посредство земного существования является возвращением к позитивной человеческой сущности, которая, по его мнению, столь же присуща человеку, как и греховность. Возврат к своей более высокой с моральной точки зрения сути – это не что иное, как возврат к самому себе. Указание на это видение Достоевского содержится во втором значении выражения «вернуться восвояси». Несмотря на просторечное звучание и отрицательный смысл, наречие «восвояси», которое рассказчик по воле Достоевского употребляет в пренебрежительном смысле, предполагает возвращение к себе домой, поскольку приставка «во-» указывает на движение вовнутрь, а корень «-своя-» – на свою собственность, свое место или свою истинную сущность. Возврат к истокам определяет присущую человечеству возможность морального совершенствования. Этот возврат диаметрально противоположен библейскому грехопадению. Но это также неотъемлемая часть нашей жизни (которая априорно включает в себя и грех, и искупление). Опять в данном рассказчиком описании встречаются горизонтальная и вертикальная плоскости, и в их пересечении формируется наиболее серьезный и аутентичный образ человечества – образ, в котором слиты воедино наши противоречивые потенциалы. Вследствие этих противоречий, связанных с имманентно присущей роду человеческому изменчивостью, ни одно состояние нельзя считать вечным, если оно не включает в себя свою противоположность. Поэтому недовольные Сибирью чиновники спасаются благодаря возврату к своей истинной сущности. Но это лишь временное состояние, краткий миг в непрерывном цикле отпадения от истины, возврата к некоей своей истинной сущности и нового падения.

Циклу возврата и падения неотъемлемо присуще понятие покаяния. Упоминаемый рассказчиком обязательный срок службы недовольных чиновников в Сибири дает отсылку к сроку каторжных работ, который отбыл Горянчиков. Аналогичным образом, перед тем как удостоиться просветления, нужно некоторое время побыть в одиночестве, пережить отчаяние, скитаться в пустыне (или сибирской тайге), чтобы изжить мелкие желания и поверхностные соблазны материального существования. Достоевский выстраивает траекторию покаяния по горизонтальной оси. Отглагольное существительное «перевод» подразумевает движение через порог. Поэтому, когда срок заключения Горянчикова истекает, он переходит в город, где ведет образ жизни, на первый взгляд кажущийся нормальным. Однако он не возвращается в европейскую Россию, поскольку этого не позволяют условия приговора. И тем не менее он, очевидно, разрешил загадку жизни – не в том смысле, который вкладывает в это понятие рассказчик, а в понимании Достоевского. Таким образом, в случае Горянчикова движение в горизонтальной плоскости одновременно содержит в себе движение по вертикальной оси. Начав жить в добровольном одиночестве, Горянчиков перемещается из общества каторжников в общество нормальных людей (движение по горизонтали); при этом одновременно пробуждаясь и освобождаясь (движение по вертикали). При освобождении Горянчиков восклицает: «Экая славная минута!» [Достоевский 1972в: 232]. Это последние слова романа.

Однако с точки зрения издателя своих записок, он выглядит нелюдимом, который избегает общества себе подобных. Само собой разумеется, исходя из идеи слияния двух осей там, где издатель видит в Горянчикове отрицательную черту, мы должны ощущать «переход» на другой уровень существования. Ибо можно утверждать, что, несмотря на то, что Горянчиков избегает людей, ему не удается избежать возвышающего труда. Он учит детей, и значительная часть бумаг, обнаруженных издателем его записок, связана с этим занятием. Таким образом, на примере Горянчикова мы видим, что у нас есть другой путь, который можно пройти для возвращения к своей истинной сути. Если недовольные Сибирью чиновники уезжают оттуда ради временной передышки от прегрешений, Горянчиков остается здесь и обретает себя. Иными словами, переход от безблагодатности к благодати происходит внутри личности. Аналогичным образом, движение по горизонтали в повседневной жизни заключает в себе возможность для личности выразить себя в виде образа, как указано в тексте, и подняться вверх.

Хотя язык Достоевского указывает на дурную суть жизни в остроге и городе по соседству, этот же язык служит ее обновлению. Жизнь в сибирском городке может внезапно открыть путь как вверх, так и вниз. Именно об этом говорит рассказчик в своей заключительной фразе о чиновниках, которым тоска не позволяет прижиться в Сибири: «Они неправы: не только с служебной, но даже со многих точек зрения в Сибири можно блаженствовать» [Достоевский 1972в: 5].