Первый арест. Возвращение в Бухарест

«Я ничего не забыл, — подумал Марчел, бросив быстрый взгляд на инспектора. — Я не забыл, как всего лишь две недели тому назад пришлось снова циклевать пол, — он посмотрел на дорожку из линолеума, которая четко разделяла светлый паркет на две части, — его нельзя было отмыть после допроса тех троих с фабрики «Леметр». Сколько раз циклевали при мне паркет в этой комнате?.. Забыл… Это все Греку. Когда войдет в азарт, его не остановишь. А разве я пытался его остановить? Он мой начальник, инспектор бригады. В том-то все дело, поэтому он так нервничает — он боится ответственности. Восемь лет уже он состоит шефом бригады. Хорош шеф, ничего не скажешь, — сразу же наложил в штаны. А как он кричал здесь, еще совсем недавно, когда допрашивали тех троих из «Леметра»: «Мэй, знаете ли вы, с кем разговариваете? Я инспектор Греку — гроза коммунистов!» Он уже забыл?»

Нет, инспектор Греку тоже ничего не забыл. Он не забыл, как вел допросы здесь, в кабинете, и внизу, в подвале, как напрягались его мышцы и нервы, как замирало сердце в то мгновение, когда он метил кулаком в челюсть, в глаз, в пах; и что было потом, когда тот, кого он бил, валился с ног и два агента садились на него верхом и скручивали ему руки. Он ничего не забыл, и он знал, что те, с кем это проделывали, тоже не забыли, — он помнил их потные, горячие лица, их глаза, суженные ненавистью и болью, их резкие, захлебывающиеся кровью голоса. Они не забыли — это он знал наверняка и то, что теперь он уже не имеет над ними никакой власти, — компартия стала легальной партией, а завтра через Бухарест пройдет Красная Армия. Он не знал только, что будет в дальнейшем с отделом «социальной преступности», который в течение двадцати лет вел охоту за коммунистами; он не знал, как пойдут дела у начальника отдела, инспектора полиции Александра Греку. И он сидел теперь и думал об этом. Впервые за пятнадцать лет работы в полиции он серьезно задумался. Раньше он никогда не задумывался над такими вопросами. Так же, как он никогда не думал о судьбе тех, кто проходил через его руки. Одни умирали в тюрьмах, от чахотки, у других она начиналась позднее, когда они возвращались домой с отбитыми легкими. Он кое-что знал об этом, но не тревожился. А теперь впервые подумал о своей ответственности, и так как он не владел теорией, известной комиссару Георгиу, то в конце концов пришел к мысли, что служба в полиции, черт побери, опасная профессия.

В конце коридора, где размещалась бригада «социальной преступности», в комнате, именуемой «приемной», потому что в ней не было никакой мебели, кроме трех деревянных скамеек, сидел один из агентов бригады — Гуша — и тоже думал о своей работе. Он размышлял о ней потому, что скучно сидеть без дела. Вот уже целую неделю у него не было никакой работы, а он привык всегда работать. Он был самым старательным шпиком бригады «социальной преступности», хотя никто ему этого не говорил. Чаще всего его бранили. Господин инспектор Греку его ругал. Господин комиссар Марчел обзывал дураком. Не говоря уже о  т е х. Они ненавидели его лютой ненавистью. Один так и сказал: «Ты, Гуша, собака. Из всех шпиков, которых я когда-либо знал, ты самая подлая собака!» Ну, это еще не беда. А почему его ругают свои? Вот что трудно понять.