Первый арест. Возвращение в Бухарест

Я знал, что у Виктора опыт большой. В общежитии немало хвастунов, которые любят рассказывать о своих победах. Виктор не хвастал, но ему можно верить — Санда его обожает, хотя они и ссорятся каждый день. В общем, я поверил Виктору и окончательно решил выбросить из головы девушку в зеленом платье. Но когда автобус затормозил у последней остановки, мы вышли вместе, и как-то само собой получилось, что я с ней заговорил. К сожалению, она не успела ответить, потому что на меня тут же налетел Неллу. Он был дико возбужден и с такой силой сжал мне руку, что у меня перекосилось лицо. «Наконец-то ты явился! Я торчу здесь уже сто лет. О, я ужасно рад!» Что касается меня, то я не почувствовал никакой радости — я знал, что меня ждет.

Конечная остановка шестого автобуса была у поворота шоссе на Снагов. Там стояла застекленная будка для пассажиров, казавшаяся тесной от надвигавшейся отовсюду растительности. Куда ни глянешь — везде зелено, только рекламные плакаты, установленные на щитах вдоль дороги, были похожи на разноцветные кляксы. Жирные, не терпящие возражения надписи на плакатах предлагали чистить ботинки только кремом ГЛАДИС, чистить зубы обязательно ХЛОРОДОНТОМ и покупать материал на костюм исключительно в магазине ЧИКАГО, потому что Гарри КУПЕР, Фредерик МАРЧ и Морис ШЕВАЛЬЕ, если бы они приехали в Бухарест, тоже, вне всякого сомнения, приобрели бы себе отрезы на костюм в магазине ЧИКАГО на улице Липскань, 19-бис… На фоне этих категорических увещеваний было даже как-то странно видеть наших ребят в дешевых брюках, сшитых явно не из материалов, купленных в магазине «Чикаго», и в грубых башмаках, к которым не прикасался крем «Гладис». И все-таки они чувствовали себя отлично, все были в веселом, возбужденном настроении. Только у Неллу было такое выражение лица, словно он не видел ни солнца, ни зелени, ни синевы небес; казалось, появись у него сейчас перед глазами панорама Ниагарского водопада, он тоже не обратит на нее ни малейшего внимания.

— Ну, — сказал он, — ты хорошо подготовил свое выступление? Покажи тезисы.

Я знал, что он все равно забракует мои тезисы, и попробовал переменить разговор.

— Слушай, дорогой, зачем тебе галстук? У тебя мещанский вид.

Это я нарочно ввернул про мещанство, так как Неллу его ненавидел. Он обиделся, но отпускать меня не хотел. Я еще больше огорчился и неожиданно для самого себя проговорился, что хочу познакомиться с одной девушкой, а он мне мешает.

— Революционер не должен думать о девушках, — сказал Неллу.

Я разозлился. Виктор предлагает каждый день знакомиться с другой, а Неллу вообще не разрешает с ними разговаривать. И я сказал ему, что он не прав, среди девушек есть хорошие товарищи и, в конце концов, революционеры ведь тоже люди, некоторые даже женятся, как и все прочие…

— Революционер не должен думать о женитьбе, пока не победит революция.

Я сказал, что не собираюсь жениться, пусть он не беспокоится, мне только нужно с ней познакомиться — что тут плохого? Могу же я, черт возьми, познакомиться с девушкой?

— А почему мне не хочется знакомиться с девочками? — спросил Неллу.

Ну что я мог ему возразить? Я и сам понимал, что это  п р а в и л ь н о. Мы приехали сюда проводить массовку, а у меня на уме девушка.

Пока мы шли по узкой тропинке, которая вела от остановки автобуса к лесу, Неллу успел, конечно, забраковать все тезисы моего выступления на массовке и взвалить на меня кучу новых поручений. Мне теперь уже было все равно, но я сказал:

— Ты меня замучаешь. Дай хоть подышать свежим воздухом…

— Потерпи, пока проведем массовку. Потом можешь дышать свежим воздухом сколько угодно…

— Ты требуешь слишком многого…

— О, я требую очень мало, — сказал Неллу. — Если бы мы побольше требовали друг от друга, железногвардейцы не хозяйничали бы в университете, как в Зеленом Доме…[12]

Он снова был прав, и я ничего не мог возразить.

Лес начинался в нескольких стах метрах от шоссе и еще издали поражал яркостью зелени, свежестью, чистотой. Когда мы в него вошли, он оказался полным студентов — одни бегали между деревьями, перекликались, возбужденные, растрепанные и даже как будто сразу обгоревшие, другие сидели на устланной желтой хвоей поляне, сдвинув головы, и шептались с важным видом.