Первый арест. Возвращение в Бухарест

Я хотел забыть о девушке из автобуса, но каким-то образом вскоре очутился рядом с ней на поляне, где собралась компания отъявленных спорщиков. Трудно было понять, о чем у них идет спор. Говорили о Германии, о том, что Гитлер долго не продержится, против него уже бунтуют его собственные штурмовики, и о том, что фрейдизм уже изжил себя, а футуризм только входит у нас в моду и что профессор Перец, тот самый, который берет взятки у студентов, будет деканом юридического факультета, а в новом романе Николае Коча «Сын прислуги» интересно, но неправильно отражена роль мелкой буржуазии… Говорили все, каждый придавал огромное значение своим словам и стремился высказаться подробнее. Только Виктор был лаконичен и, торжественно поглядывая то на одного, то на другого из спорщиков, вставлял всегда одну и ту же фразу: «Товарищи, тут и спорить не о чем — во всем виноват капитализм». И каждый раз Санда бросала на него такой восхищенный взгляд, словно он открыл Америку. Но сидела она почему-то с Паулем, а Виктор сидел, прижавшись к Тамаре. Ничего у них не разберешь… Флориан тоже был здесь и что-то записывал. Я знал, что он записывает, — Флориан говорил, что носит в себе гениальный роман «Волны жизни» — он это чувствует, но еще не может приступить к работе, потому что писатель должен сначала все испытать сам; писатель, который захочет написать про самоубийцу, должен прежде всего повеситься сам, и если его успеют вовремя вынуть из петли, тогда он сможет правильно описать все, что чувствует самоубийца.

В центре всей компании сидел на срезанном пне, как на стуле, Долфи. Маленький, худущий, в толстых очках, он был похож на мальчика, нарядившегося в костюм взрослого. На самом деле он был старше всех нас, успел закончить два факультета, записаться на третий, и карманы его были всегда набиты литературой на самые разнообразные темы. Долфи ухитрялся читать даже на улице, держа книгу перед собой и водя пальцем по строкам, — он говорил, что это помогает ему читать быстрее. О чем бы ни заходила речь, он сразу же заявлял, что по данному вопросу имеются две точки зрения; когда он принимался их излагать, выяснялось, что их три, четыре, иногда и больше, они абсолютно противоречат одна другой, и какая из них правильная — никто, не может сказать, меньше всех сам Долфи. Когда ему говорили, что он не знает, чего хочет, он страшно извинялся и говорил, что никто не знает, чего хочет, и в доказательство приводил множество цитат — от Конфуция до Лучиана Блага[13].

Полной противоположностью Долфи был Дим Кожушняну. Он был ужасно рыжий, курчавый, с очень большой головой, с лицом табачного цвета и глубокими темными глазами. Прочитав однажды «Коммунистический манифест» и «Анти-Дюринг», он никогда больше ни в чем не сомневался и не колебался. О чем бы с ним ни разговаривали, он всегда кончал разговор одинаково: «Время идет — надо действовать!» Ни одной минуты не сидел без дела Дим. Он и теперь все время куда-то уходил, потом возвращался и мрачно спрашивал: «Долго вы еще будете здесь болтать?» Когда его спросили, что же еще можно делать в лесу, пока не начнется массовка, он сказал: «Можно вырезывать на деревьях: «Долой фашизм!» Время идет — уже половина одиннадцатого».

Такова была компания, усевшаяся на поляне прямо на траве. Тут все болтали, спорили, преобразовывали мир, и у каждого была своя теория, каждый за что-то боролся и на кого-то нападал. Только Алеша Романенко, похожий на русского анархиста из американского кинофильма, страшно худой, с усами и светлой бородкой, красиво оттененной красной шелковой косовороткой, ни за что не боролся и ни на кого не нападал. Он сидел скрестив ноги по-турецки, гладил себя по груди и смотрел на всех, снисходительно улыбаясь. Я знал, почему он так смотрит, — он учился на медицинском, но больше всего на свете любил классику и латынь и, о чем бы ни заходила речь, говорил: «Connu, connu»[14] — и приводил соответствующее латинское изречение. На все случаи жизни у него были припасены латинские пословицы; если их не хватало, он цитировал древних греков и уверял, что не нужно утруждать свои мозги, ничего нового мы все равно не придумаем, умные люди давным-давно обо всем подумали, надо только потрудиться их почитать…