Первый день весны

Я резко отодвинула свой стул от стола, так что Ричард рухнул ко мне на колени, и прежде чем он успел выпрямиться, с силой ударила его кулаком по уху, словно мой кулак был молотком, а его голова — шляпкой гвоздя. Я держала в кулаке карандаш, и его кончик вошел в ухо Ричарда. Тот завыл. Мисс Уайт с пристыженным видом попрощалась с полицейскими, а полицейские попрощались с мисс Уайт, и вид у них был такой, как будто они очень рады тому, что они мужчины, а не женщины, поскольку могут быть полицейскими, а не учителями. Когда мисс Уайт подошла к нам, Ричард рыдал так сильно, что не мог сказать, что произошло.

— Он просто упал, мисс, — сказала я. — Мне кажется, стул под ним сломался — наверное, потому, что он такой жирный.

— Кристина Бэнкс, — ответила она, — мы не обсуждаем особенности людей.

— А я и не обсуждаю. Просто говорю правду.

Когда Ричард перестал выть, мисс Уайт сказала, что до перемены мы можем заняться рисованием, потому что все были слишком взволнованы и никто не мог закончить свою классную работу. Но потом она сказала, что на самом деле мы не можем заняться рисованием, потому что кто-то сломал все цветные карандаши в коробке. Она спросила, не хочет ли кто-нибудь сознаться в этом. Я знала, что она знает, что это сделала я, и она знала, что я знаю, что это сделала я, и мы обе знали, что никто не сможет доказать, что это сделала я. День оказался просто превосходным.

Когда мы вышли на площадку поиграть, все сгрудились, чтобы высказать, что они думают о случившемся со Стивеном. Родди думал, что в переулке были бандиты, которые стреляли друг в друга, и одна пуля случайно попала в Стивена. Ева думала, что с ним случился сердечный приступ, от которого он упал замертво, хотя никто даже не знал, что он болен. У некоторых были такие превосходные идеи, что я думала — такое может быть правдой. Дело в том, что я не всегда помнила о том, что я убила его. Это выскальзывало у меня из головы, словно мыло, и когда я искала это воспоминание, то его нигде не было. Оно всегда в конечном итоге возвращалось назад и всякий раз, возвращаясь, ощущалось по-другому. Это могла быть вспышка фейерверка, или падающий слиток свинца, или всплеск ледяной воды. Это мог быть укол зубной боли, как тогда, когда я увидела мамочку Стивена на игровой площадке, или шипение масла на сковороде, как в ту ночь, когда я ходила к церкви в одной ночнушке. Но основную часть времени воспоминания просто не было. И мне это нравилось. Это означало, что я могу быть убийцей, но не целыми днями, потому что быть убийцей довольно утомительно.

Мы построились шеренгой, чтобы идти обратно в класс, и я через ограду увидела полицейских. Они шли к своей машине, разговаривая друг с другом. Я ощутила приступ тоски, такой сильный, что он заставил меня согнуться пополам. По мере того как они удалялись, та пузырящаяся сила, которую я почуяла, пока шла к библиотечному уголку, становилась все меньше и меньше. Я хотела выцарапать ее обратно. Это была та же сила, которую я чувствовала, когда сжимала руки на горле Стивена, слышала влажный хрип, смотрела в выкатившиеся глаза. Ощущение, что тело сделано из лектричества.

«Нужно вернуть это, — думала я. — Нужно почувствовать это снова. Нужно сделать это опять, опять, опять…»

Шеренга детей, шедших впереди меня, влилась в двери класса, и Кэтрин подтолкнула меня вперед, а я толкнула ее назад, и она упала, и поэтому все, кто стоял в шеренге за ней, тоже упали. Посыпались, как костяшки домино. Кэтрин заплакала, и мисс Уайт велела мне выйти, но я не слышала ее за тиканьем своих внутренних часов.

Тик. Тик. Тик. Тик. Тик. Тик.

* * *

Я хотела еще раз увидеть полицейских после школы, но их машины не оказалось там, где она была припаркована обычно, и я не знала, где еще искать. Долго слонялась возле дома Стивена, но полицейские не появились, поэтому я направилась на игровую площадку. И уже почти дошла, когда увидела, как ко мне идет Донна и ведет за руку маленькую девочку. Эта девочка не была похожа ни на одну другую маленькую девочку, которую я когда-либо видела в жизни. Она была одета в пышное голубое платье и такие же голубые туфельки, и даже в волосах у нее был голубой бантик. Волосы были длинные и оранжевого цвета, как тигриная шерсть. На коленях ни капли грязи. И даже на носочках. Словно не ходила по нашим улицам.