Первый день весны

Дело в том, что все, кто жил на наших улицах, были бедными. Некоторые люди были чуть меньше бедными, и всегда можно было отличить их, если послушать, какие вещи они называют «вульгарными». Бетти была не очень бедной, и ее мама называла вульгарными розовые кофточки, мишуру, гольфы до колена, переспрашивать «чего?» вместо «что, простите?», консервированные фрукты, майонез, не снимать обувь, когда заходишь в дом, тюльпаны, говорить «сортир», а не «туалет», фломастеры, зубную пасту с полосками, громкую музыку, мультики и глазурь. А еще на столе в прихожей в доме Бетти стояла большая стеклянная банка, куда ее мама и папа бросали мелочь, чтобы та не оттягивала их карманы. Это был еще один способ определить, что кто-то не очень бедный — они не считали мелкие монеты настоящими деньгами, они думали, будто это то же самое, что камешки или крышки от бутылок. Я однажды спросила Бетти, что они делают со всеми этими монетками, когда банка наполняется до края.

— По-моему, мама относит их в церковь для пожертвования, — сказала она. — Но эта банка уже сто лет не наполняется до края — с тех пор, как ты начала приходить к нам домой.

— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложила я.

Так вот, я знала, что Бетти богаче меня, и знала, что я богаче детей из переулка, но все мы были все-таки бедными. Поэтому эта маленькая девочка выглядела такой другой, и поэтому я глазела на нее. Она совсем не выглядела бедной.

— Привет, — сказала Донна и положила руки на плечи девочке, как делают мамочки, когда хотят похвастаться своими детьми. — Это Рути. Я присматриваю за ней.

— Почему она так одета? — спросила я.

— Ее мама красиво одевает ее. Она показывала мне все вещи в их гардеробе. Они все такие.

— Такая богатая?

— Не-а. Они живут в квартире, совсем крошечной. Ждут, когда можно будет переехать в дом.

— Тогда почему она так выглядит?

— Ее мама тратит на нее все свои деньги. Все, какие у нее есть, до последнего пенни. Она тратит их только на Рути.

— Это платье похоже на кукольное.

— Да. Мое платье тоже красивое, правда? Его сшила мне бабуля. — Она приподняла подол своего платья, сшитого из ткани, похожей на занавеску, с маленькими кисточками по краю. — По-моему, это платье такое же красивое, как у Рути. А как по-твоему?

— Нет, — сказала я. — Ты похожа на лампу. А где их квартира?

— Возле главной улицы. Но ее мама все равно позволила мне привести Рути сюда, хотя это далеко. Она сказала, что я, как она считает, пристойная девочка.

— Что это значит?

— Взрослая и хорошая. Я правда похожа на лампу?

— Ага.

Рути стало скучно. Она вывернулась из рук Донны. Та наклонилась так, что их лица почти соприкасались, и произнесла сиропным голосом:

— Хочешь пойти с Донной на игровую площадку, Рути? Хочешь, чтобы Донна покачала тебя на качелях?

Рути отступила назад и сморщила нос, как будто у Донны плохо пахло изо рта. Этим она понравилась мне чуть больше.

Когда мы вошли на игровую площадку, Рути побежала к единственным оставшимся качелям для малышей и попыталась забраться на них самостоятельно, но они были слишком высокими, и она постоянно соскальзывала. Когда Донна попыталась поднять ее, Рути три раза подряд оттолкнула ее, поэтому Донна отошла и встала возле карусели рядом со мной. Когда Рути в пятый раз подтянулась и упала, она закричала нам, чтобы мы подняли ее. Чтобы усадить ее на качели, нам понадобилось действовать вдвоем. Когда я попыталась качнуть качели, Рути закричала и шлепнула меня по руке, поэтому я шлепнула ее в ответ. Это был сильный шлепок — на маленькой ручке осталась розовая отметина, — но Рути не заплакала. Она выглядела наполовину рассерженной и наполовину удивленной. Донна попыталась толкнуть качели, и Рути закричала еще громче, так, что мы отошли, сели на карусель и оставили девочку болтаться на качелях самостоятельно.

— У нее дома ужасно много игрушек, — сказала Донна.

— Насколько много? — спросила я.

— Больше, чем ты видела за всю свою жизнь. Мама покупает ей все, что она захочет.

— Зачем?

— Просто так. Но моя мама говорит, что это плохо для ребенка — когда он получает все, что захочет.

Я не думала, будто для меня было бы плохо получать все, что я захочу. Я смотрела, как Рути ерзает на качелях, сминая красивое платье. Мне казалось, что она не очень хороший человек. Если б у меня было такое красивое платье, я целыми днями сидела бы смирно, чтобы оно не помялось и не запачкалось. Я не знала Рути по-настоящему, я даже не видела ее квартиру, ее игрушки или ее маму, но, даже не видя их, знала, что она не заслуживает всего этого. Она не заслуживала вообще ничего из этого.

Когда Рути наскучили качели, Донна сказала, что отведет ее домой, потому что я не пристойная девочка, а мама Рути позволяет своей дочке играть только с пристойными девочками. Я обозвала Донну и Рути лампами, но Донна только взяла Рути за руку и сказала:

— Давай, Рути, пойдем домой, к твоей мамочке.