Первый класс

Черная «субару», которой не исполнилось еще и года, мягко приседая и покачиваясь на неровностях дороги, мчалась по скоростной федеральной трассе в сторону Рязани. Навстречу стремительно летели редкие снежинки и, скользнув по ветровому стеклу, уносились назад. Снега намело совсем мало, в придорожной траве он едва виднелся редкими белыми пятнышками, да и припорошенные им обочины казались пестрыми от выступающих из-под тонкого непрочного снегового покрывала камешков. Снаружи было минус два, асфальт трассы поблескивал, как шкура морского чудовища, от еще не успевшей превратиться в гололед влаги, и Буфет гнал как на пожар — что, собственно, от него и требовалось.

— Не знаю, — ответил на его вопрос по-хозяйски раскинувшийся на заднем сиденье Мухин. — Затем и едем, чтоб узнать.

— А как узнавать станем? — заинтересованно обернулся с переднего сиденья Костыль.

На лбу у него до сих пор виднелся синяк, оставшийся после соприкосновения с дверным косяком в номере тюменского предпринимателя Худякова. Мухину пришлось напрячь все свои связи, поставить на уши пол-Москвы и изрядно потратиться, чтобы отмазать этих двух болванов от грозившего им приличного срока. Глядеть на них было тошно, но выбора у Мухи не осталось. А если подумать, его, выбора, никогда по-настоящему и не было. Да, ходил в бригадирах; да, на равных перетирал базар с реальными пацанами, которые позже стали признанными лидерами мощнейших группировок. Они-то стали, а вот Витя Муха — нет, не стал. Рылом, надо полагать, не вышел. Да оно, может, и к лучшему. Мало кто из тех крутых парней дожил до сегодняшнего дня, а те немногие, что дожили, в подавляющем большинстве чалятся на нарах. И долго еще будут чалиться, что характерно…

А эти двое — старая гвардия, чуть ли не с первого дня рядом. Только им Виктор Мухин может доверять почти как себе самому — ну, с поправкой на невысокий интеллектуальный уровень, естественно. Даже Костыль, хоть и любит при случае прикинуться этаким профессорским сынком, особым умом не блещет, и случай в гостинице — лучшее тому подтверждение. Это ведь его любимое выражение: «Вежливость — лучшее оружие грабителя». Ну, и где оно было, его оружие, когда в нем возникла настоящая нужда? Какого дьявола он, весь из себя вежливый, вздумал тыкать в этого сибирского медведя пистолетом?

Впрочем, быки — они и есть быки. Чего от них требовать, чего ждать? До сих пор не разбежались в разные стороны, как их кореша, и на том спасибо. Четыре крепкие руки, пара верных стволов и две головы, которыми можно прошибить любую стену, — что еще, в сущности, нужно Виктору Мухину? Тем более что все неприятности благодаря Ревазу остались позади. Теперь надо только вычислить гниду, которая внедрилась на производство и пакостит исподтишка, норовя подорвать репутацию фирмы, которой, помнится, так дорожил покойный Климов. Эх, Игорек, Игорек! А ведь мог бы жить. Стоило только поменьше болтать языком и побольше слушать, что говорят умные люди. А то надо же, что придумал — кинул Ржавого на бабки и прямо в глаза обозвал проходимцем! Да еще и рыжим! Это Реваза-то, который за один косой взгляд на свою прическу может убить голыми руками!

— А чего тут узнавать, — вместо Мухина ответил Буфет. — Сядем в кабинете управляющего, будем дергать гадов по одному и колоть по полной программе. На детекторе лжи.

Оторвав правую руку от баранки, он продемонстрировал присутствующим мясистый кулачище размером с голову трехлетнего ребенка, давая понять, что именно подразумевает под детектором лжи.

— Отличная идея, — насмешливо прокомментировал это выступление Муха. — Только, братан, если этот сучий потрох, к примеру, заслан конкурентами, он тебе и на дыбе ничего не скажет. Потому что жить даже блохе охота.

— Xa, — не поверил Буфет, — на дыбе… На дыбе, по ходу, любой заговорит!

— То есть ты предлагаешь поставить в кабинете завпроизводством дыбу и пропустить через нее весь трудовой коллектив? — на всякий случай уточнил Муха. — Гляди пупок не надорви! Даже Иван Грозный под Богом ходил, а ты — не Иван Грозный. Да и времени у нас нет с каждым по отдельности возиться.

— Да что время! — встрял Костыль. — Дыба, пытки всякие — это вообще не метод. Под пыткой люди, бывает, на себя наговаривают. Получится у тебя из ста человек допрошенных полсотни отравителей, что делать будешь — всех в расход? Так у нас с собой и патронов-то столько нету. Разве что согнать всех в какой-нибудь сарай, запереть, облить бензином и поджечь.

— Что я, фашист? — оскорбился Буфет.

— Да заткнитесь вы, фашисты! — потерял терпение Мухин. — Слушать вас с души воротит. Тоже мне, каратели! Давно на нарах не были, соскучились уже? Вот ведь послал господь помощничков! Только и думают, об кого бы кулаки почесать. Не начесались еще? Мало вам в гостинице показалось?

На этот раз оскорбиться решил Костыль — надо полагать, для разнообразия, а еще потому, что настала его очередь.

— А что гостиница? — спросил он обиженно. — Кто же знал? Мы думали — человек, а это тролль какой-то оказался!

— Думали они, — закуривая, невнятно передразнил Мухин. — Интересно, чем.