Первый класс

— Сейчас соваться на завод официальным порядком нельзя, — сказал он. — Даже негласно и очень осторожно, все равно нельзя. Мы ведь не знаем, кем работает наш маньяк. Может быть, он уборщик в цеху или уборщица, а может, и директор завода или один из его замов. Явиться туда с любой проверкой означает спугнуть убийцу, заставить его затаиться. Я считаю, что на протяжении этой недели за заводом надо только понаблюдать. Дождаться, пока туда придет груз виноматериала, тихо повинтить водителей на выезде, припугнуть хорошенько и выяснить, откуда они прибыли — из Франции или, может, с солнечного Кавказа. Водители — люди посторонние, доли в этом деле, скорее всего, не имеют, так что и упираться им не резон — поломаются чуток для порядка и скажут все как миленькие. Тогда что? Тогда рота спецназа берет эту шарашкину контору на абордаж, законопачивает все щели, сгоняет работников в одну кучу и оперативно выворачивает всем карманы — глядишь, у кого-нибудь при себе и окажется такой ма-а-ахонький пузырек с отравой… Если нет — территорию обыскать, вино на экспертизу. Вино не французское — это уже мошенничество в особо крупных, тут уже можно не стесняться. Кроме того, в бутылке-другой почти наверняка обнаружится яд, и тогда весь личный состав местной прокуратуры без единого звука сядет строчить ордера на обыск каждого, кто имеет доступ на территорию завода. На совершенно законных, заметь, основаниях. Все эти маньяки — дилетанты, и все уверены в своей исключительности, а следовательно, и в полной безнаказанности. Это я к тому, что дома у кого-нибудь непременно отыщется небольшая химическая лаборатория с полным набором необходимых реактивов и, может быть, даже бумажка с написанным от руки рецептом зелья, пришпиленная к стене над рабочим столом…

— А если вино не прибудет, — сказал Мещеряков, — или прибудет из Франции?

— Это вряд ли, — возразил Забродов. — Не верю я в эти сказочки о частичной замене оборудования. Они просто не захотели пустить меня на производство прямо сейчас, потому что боялись, что я увижу что-то лишнее. И связано это наверняка с доставкой новой партии сырья. Потому что на то, чтобы спрятать что-то, чего не должны видеть посторонние, хватит и часа. Ну, пускай суток. А они попросили неделю. Значит, ожидается левый груз и точное время его прибытия неизвестно — таможня, сам знаешь, штука непредсказуемая, даже если у тебя все схвачено и проплачено. Ну, а если я так уж сильно ошибся и за эту неделю на заводе не произойдет ничего интересного, буду действовать по плану — встречусь с этим быком Мухиным и позволю ему отвезти себя в славный город Песков.

— И что? — с иронической улыбкой поинтересовался генерал. — Подпишешь договор, заплатишь шесть миллионов евро и будешь до конца жизни упиваться вином? Смотри, сорок тысяч бутылок — это даже при твоем железном здоровье многовато. Я уж не говорю о том, где ты станешь искать эти шесть миллионов…

Забродов усмехнулся.

— Все-таки фантазия у тебя убогая, превосходительство, — заявил он, — и в меня ты никогда по-настоящему не верил. За кого ты меня держишь? Что я, дурак — ехать туда в одиночку? Я возьму с собой Аполлона Романовича.

— И заставишь старика дегустировать все сорок тысяч бутылок? Боюсь, он не дотянет даже до конца второго ящика.

— А зачем дегустировать? — пожал плечами Илларион. — Я просто скажу им, кто он такой. Представляешь, как их начнет плющить? Бутылки-то все одинаковые, и по виду даже они не способны определить, какое вино настоящее, а какое — левое. Не найду «контрабас» на заводе, попрошу показать склады. Так или иначе, сделка не состоится, и я гордо удалюсь. Весь в белом.

— В белой обуви, — уточнил Мещеряков, — ногами вперед. Так они тебя и отпустили!

— Не они первые, не они последние, — равнодушно заметил Забродов. — К тому же я поинтересовался их охраной. Охрана так себе — двенадцать штатных единиц, из них трое бывших милиционеров и ни одного профессионала. Правда, один когда-то служил в морской пехоте, но это было почти тридцать лет назад, и сейчас у него вот такое, — он показал руками, какое именно, — брюхо.

— На себе не показывай, — суеверно одернул его Мещеряков. — А впрочем, делай что хочешь. Что-что, а брюхо тебе точно не грозит — при твоем характере ты просто не доживешь до его появления.

— Не понял, — строго произнес Забродов, — это еще что такое? Меня, кажется, критикуют и даже как будто пытаются в чем-то упрекнуть? А кто меня втравил в эту дурацкую историю?

— По крайней мере, совать башку под гидравлический пресс тебя никто не заставлял, — проворчал генерал.

— Да, это моя личная инициатива, — кротко признал Забродов. — Ну, а как иначе-то?

— Да и было ли когда-нибудь иначе? — в тон ему подхватил Мещеряков.

Илларион, казалось, смутился.

— Ну, как это — не было? Было… наверное.

— Ну-ка, ну-ка, — оживился генерал, — приведи хотя бы один пример!

Забродов задумчиво почесал бровь.

— Не помню, — сказал он наконец. — Забыл. Столько всего было, что и не упомнишь. Слушай, чего ты ко мне привязался? Не хватало еще на старости лет нотации выслушивать!