— Я тебе не читаю нотации, — негромко, но с силой произнес Мещеряков. — Я просто хочу, чтобы ты был хоть осторожнее.
Забродов фыркнул, выпустив дым через нос.
— Что за бред! Если бы я не был осторожен, ты бы сейчас разговаривал не со мной, а с моим изображением на плите из фальшивого гранита. Да что там! Я бы просто не дожил до знакомства с тобой, вот и все.
Мещеряков вздохнул и на некоторое время сосредоточился на своей чашке. Оказалось, что кофе успел изрядно остыть, и генерал, воспользовавшись этим благовидным предлогом, не отказал себе в невинном удовольствии кликнуть официантку и заказать другую чашку. Илларион к нему присоединился, и, пока официантка ходила за кофе, приятели успели обменяться замечаниями о погоде. В ходе этого обмена мнениями выяснилось, что Забродову не хватает снега и легкого морозца, а Мещерякова, напротив, потепление климата вполне устраивает.
— Ну, и ехал бы тогда в Африку, — посоветовал Илларион.
— Спасибо, — слегка помрачнев, отказался Андрей, — в Африке я уже бывал. Жить там постоянно — слуга покорный! Кроме того, климат сошел с ума не только у нас. Ты слышал, что вчера в Марокко выпал снег?
— Конец света не за горами, — со зловещей серьезностью предрек Забродов. — По крайней мере, на месте какого-нибудь марокканца я бы точно решил, что он уже наступил. Представляешь, просыпаются они, а кругом белым-бело! Так и свихнуться недолго с непривычки…
Вернувшаяся официантка поставила перед ними чашки с кофе и отошла к стойке — смотреть в компании бармена телевизор. По телевизору передавали какой-то сериал о суровых буднях российской милиции; звук был приглушен, так что за музыкой телевизора, слава богу, не было слышно.
— А почему ты так уверен, что яд попадает в бутылки именно на заводе? — негромко спросил Мещеряков, бесцельно помешивая кофе ложечкой.
— Опять двадцать пять, — вздохнул Илларион. — Ни в чем я на самом деле не уверен. Просто в обоих известных нам случаях было отравлено именно это вино. Ничем, кроме вина, эти отравления между собой не связаны. И если яд попадает в бутылки не на заводе, приходится допустить, что мы имеем дело с законченным психом, в голове у которого сидит очень затейливый бзик. При этом наш псих обладает способностью беспрепятственно проникать в запертые и находящиеся под охраной складские и торговые помещения, добавлять яд в вино, не повреждая упаковку, и тихо удаляться, не оставляя после себя следов. Никаких следов, Андрей. Даже в виде изображения на мониторе следящей видеоаппаратуры. Я не верю в человека-невидимку. А в невидимку с психическими отклонениями я верить еще и не хочу. А ты? Может статься, я чего-то не учел и все гораздо проще. Но пока этот заводишко в Пескове представляется мне наиболее вероятным полем деятельности нашего маньяка. Это просто рабочая версия, которую необходимо тщательно проверить.
Мещеряков промолчал, мелкими глотками прихлебывая кофе. Конечно, Илларион был прав. Он был прав всегда, когда давал себе труд говорить всерьез, а не молоть веселую чепуху, потому что никогда не открывал рта, хорошенько перед этим не подумав. Версия, которую он назвал рабочей, действительно представлялась наиболее правдоподобной, и действовать обычным путем тут было не с руки.
Можно, конечно, просто прихлопнуть этот «Бельведер», закрыть завод и наложить официальный запрет на продажу в Российской Федерации данного сорта вина. Но это не решит проблему: маньяк останется на свободе и постарается найти другой способ переправлять в большой мир людей свои маленькие смертоносные посылки. А кто ищет, тот всегда найдет…
Да, Илларион прав: действовать нужно быстро и без оглядки на стандартные схемы, поскольку каждый день промедления может стоить кому-то жизни. Негласный запрет, наложенный на продажу продукции «Бельведера», долго не продержится, вино вернется на прилавки и в ресторанные меню. Рано или поздно кто-то опять, ничего не подозревая, зажжет свечи и разольет по красивым бокалам верную, мгновенную смерть.
— Ну что ты надулся как мышь на крупу? — нарушил затянувшееся молчание Забродов. — В конце-то концов, кто нам мешает махнуть на это дело рукой? Просто плюнуть и растереть. Замятина не вернешь, поймай хоть целый полк отравителей, а до всех прочих нам и дела нет. Сами не станем покупать это вино и знакомых предупредим: не пей, мол, покойничком станешь… Люди каждый божий день гибнут тысячами — на войне, в больницах, на дорогах, в подворотнях и у себя дома, за ужином с бутылкой портвейна. Так что на демографическую ситуацию в стране наш маньяк никоим образом не повлияет. И пусть его! Чего мы, в самом-то деле, лезем в чужой огород? Бог все видит, а раз так, нам и беспокоиться не о чем. Может, божьим попущением этот стервец как-нибудь сам угомонится. Лизнет, к примеру, ненароком своей отравы да ноги-то и протянет… А?
— Да ну тебя, — вяло отмахнулся Мещеряков. — Шуточки у тебя иногда какие-то… черт, людоедские!
— А я и есть людоед, — хладнокровно заявил Илларион. — Забыл?