Первый класс

Александр Леонидович Шмыга, начальник производства, был жирен, лыс и неряшлив во всем, что напрямую не касалось работы завода. Тут ему поневоле приходилось быть аккуратным и исполнительным, чтобы не лишиться теплого местечка, на которое мигом нашлась бы целая орава претендентов. Его круглую физиономию с бесцветными, навыкате глазами сомнительно украшали пышные рыжеватые усы; почти невидимый под нависающим двойным подбородком воротничок серой сорочки вечно был грязен и засален, а лацканы темного пиджака посыпаны крошками картофельных чипсов, до которых Александр Леонидович был большим охотником.

— А, Голубев! — воскликнул он с таким выражением, будто ожидал увидеть кого-то другого. — Ну, здравствуй, здравствуй! Что скажешь?

— Вот, — лаконично ответил Клим Зиновьевич и, подойдя к столу, положил перед начальником производства незапечатанный почтовый конверт без адреса.

Шмыга заглянул в конверт и одним небрежным движением руки смахнул его в ящик стола.

— Все? — спросил он.

— Все, как договаривались, — кивнул Голубев.

— Ну, вот и славно. Да ты присаживайся, в ногах правды нет. Приказ о твоем назначении у меня уже готов и распечатан, осталось только подписать да печать шлепнуть, чтобы все было чин по чину. Да-а, жалко Егорова, хороший был работник. И как его угораздило? Да еще со всей семьей, с женой и двумя ребятишками…

— Уму непостижимо, — сочувственно поддакнул Клим Зиновьевич. — Мистика какая-то! Прямо за столом, все вместе… Жуть! А какой был человек! Правильно вы сказали, ценный работник. И детишек жалко.

— Жалко, жалко, — с легким нетерпением, намекавшим на то, что ему недосуг поддерживать отвлеченные разговоры, согласился Шмыга. — Что ж, придется теперь тебе за него поработать. Думаю, справишься. Работа хоть и ответственная, да не шибко сложная, а у тебя, как-никак, высшее образование… Полезная штука — институтский диплом, верно? Это ж какой карьерный взлет — считай, из подсобников в сменные мастера! А там, глядишь, и в мое кресло сядешь…

— Там видно будет, — скромно сказал Клим Зиновьевич. — Хотя почему бы и нет?

— Но-но! — погрозил ему толстым пальцем Шмыга. — Ишь, разбежался! Погоди, я еще пока никуда не ухожу. И даже, что характерно, не собираюсь…

Он с шумом выдвинул ящик стола, достал оттуда какую-то папку, шмякнул ее перед собой, развязал тесемки и стал, слюнявя пальцы, перебирать лежащие внутри бумаги.

Клим Зиновьевич наблюдал за ним, сдерживая улыбку. Точно так же Шмыга слюнявил пальцы во время их предыдущего разговора, который состоялся не далее как вчера. Разговаривая с Голубевым, начальник производства рассеянно листал какой-то журнал, всякий раз облизывая указательный палец перед тем, как перевернуть страницу. Речь его была хорошо продумана и явно произносилась не впервые. Умело завуалированный полунамеками и иносказаниями смысл этого многословного выступления сводился к очень простой вещи: ничто в этом мире не достается даром, за все на свете приходится платить — так или иначе, но приходится. И можно только радоваться, когда выпадает шанс расплатиться не здоровьем и годами жизни, а всего-навсего деньгами, которые сегодня есть, завтра нет, а послезавтра, глядишь, опять появились. Тем более при такой-то должности! Сменный мастер цеха — это тебе не подсобник без перспектив карьерного роста. И что такое в сравнении с этой почетной должностью несчастные пятнадцать тысяч рублей? Да ничего, пустое место, чисто символическая жертва на алтарь благосклонной Фортуны…

Разглагольствуя подобным образом, Шмыга упорно смотрел в журнал, а Клим Зиновьевич внимательно слушал и не сводил глаз с пальцев начальника, которые с размеренностью метронома перемещались от уголка журнальной страницы к болтающему рту и обратно. Пятнадцать тысяч — это было почти все, что осталось у Голубева от денег, собранных соседями и коллегами на похороны, и найденных в бельевом ящике сбережений супруги. Такая трата грозила пробить в его бюджете зияющую брешь и положить конец некоторым появившимся у него в последнее время дорогостоящим привычкам. Но Шмыга, конечно, был прав: за все на свете приходится платить, и это действительно большая удача, когда заплатить удается всего-навсего деньгами. Вот самому Шмыге деньгами не расплатиться, это Клим Зиновьевич знал наверняка. Да и какой смысл, приобретая деньги, ими же за них и платить? Так бывает при обмене валюты, но здесь не обменный пункт, а Клим Голубев — не кассир… А что до денег, так Шмыга и тут прав на все сто: деньги появятся, потому что мастер получает как-нибудь побольше подсобника. Зато никто уже не станет удивляться тому, что Клим Зиновьевич поправился, покруглел, нацепил галстук и начал покупать приличные сигареты вместо термоядерной «Примы» без фильтра.

Начальник производства наконец отыскал нужную бумажку, поплевав на пальцы, извлек ее из папки, внимательно прочел, с сомнением осмотрел скромно сидящего на краешке стула Клима Голубева и, недовольно крякнув, поставил размашистую подпись — не внизу, как все нормальные люди, а сверху, как делают только начальники, накладывая резолюцию.