Первый класс

Хомяк поднялся по ступенькам, держа драгоценный пакет и про себя удивляясь собственному поведению. И какая муха его укусила, с чего вдруг его повело спорить с обслугой, качать права? Надо было сразу предложить деньги, а то и просто взять за грудки и легонечко тряхнуть, и все решилось бы в два счета. Наверное, сказалась спокойная жизнь легального бизнесмена, в которой уже не было места мордобою и разборкам со стрельбой, — отвык, размяк, научился решать проблемы переговорным путем…

Лика ждала его в машине и, как ни странно, даже не выглядела обиженной из-за его затянувшегося отсутствия, хотя и не преминула поинтересоваться, в чем причина задержки.

— Прием товара, — брякнул Хомяк первое, что пришло в голову, запустил двигатель и, резко стартовав с места, устремился навстречу приключениям — как ему казалось, сексуальным, а на самом деле чуточку иным.

Глава 12

— Как это произошло? — спросил Илларион Забродов.

Лицо у него было каменное, да и тон вопроса наводил на мысль, что именно так звучал бы голос каменного изваяния, обрети оно способность говорить.

Андрей Мещеряков знал этот тон и это выражение лица, свидетельствовавшие о том, что Илларион пребывает в последнем градусе бешенства и только фантастическое самообладание удерживает его от того, чтобы наговорить собеседнику резкостей. Для пользы дела генерал решил временно игнорировать эти мелкие детали — во-первых, потому, что в своем общении они с Забродовым привыкли обходиться без телячьих нежностей, а во-вторых, особой вины он за собой не видел. Идея принадлежала самому Иллариону, и кто, черт подери, мог знать, что дело дойдет до применения автоматического огнестрельного оружия?!

— Подробности неизвестны, — сказал он, — поскольку свидетелей, как ты сам понимаешь, нет. Их никогда не бывает, коль скоро речь заходит о серьезной пальбе.

— Давай без лирических отступлений, — попросил Забродов. — Меня интересуют факты. А недостаточно активная жизненная позиция российских обывателей — это просто привычный фон, наподобие задника в фотоателье. Чего ты хочешь от обывателя, если его десятилетиями приучали к тому, что защищаться от насилия самостоятельно — делать себе только хуже? Бандитов он боится, милиции не верит и тоже боится, защитить себя и своих близких не может — не обучен, да и нечем… Так что на него пенять? Сами превратили нацию в косяк премудрых пескарей, а теперь сетуете: мол, что ни случись, свидетелей днем с огнем не сыщешь…

— Да, лирические отступления действительно ни к чему, — не без яду прокомментировал его пространную реплику Мещеряков. — Я могу перейти к фактам или ты еще не закончил живописать портрет российского обывателя?

— Прости. — Забродов одним глотком отпил добрую половину кофе из чашки и с силой провел ладонью по лицу. — Сорвался. Просто в голове не укладывается… Ладно, что там у нас с фактами?

— Фактов негусто. Человек, которого я направил в Песков для обеспечения связи и координации действий, доложил, что цистерны благополучно прибыли в город и проследовали на территорию завода. При этом группа наружного наблюдения не только не появилась на месте, но и перестала выходить на связь — то есть, попросту говоря, отвечать на телефонные звонки. После его доклада мы взяли под контроль все переговоры милиции и спасателей и очень быстро обнаружили наших людей — вернее, то, что от них осталось. Машину изрешетили из автоматов, отогнали в лес и подожгли. Тела обуглились, опознать их удалось только по зубам, но это точно были они. Обочину шоссе прочесали на десять километров в обе стороны, но обнаружили только четыре пистолетных гильзы — предположительно от «стечкина». Видимо, нападавшие подобрали свои гильзы…

— Сомневаюсь, — сказал Илларион, залпом допил кофе и так поспешно сунул в зубы сигарету, словно не курил целый месяц. — Скорее всего, эти подонки стреляли, не выходя из машины, через окна, и гильзы остались в салоне. Какой смысл их подбирать, если все остальное выглядит чуть ли не как демонстрация?

— Да, демонстрация… — Мещеряков понюхал свой кофе и с раздражением оттолкнул чашку, так что часть напитка выплеснулась на скатерть и расплылась по ней коричневым пятном. — Дьявол, до чего досадно! Кто бы мог подумать, что из-за двадцати тонн вина кто-то отважится на такое! Эти быки опять начинают наглеть…

— Сомневаюсь, — повторил Забродов сквозь сигаретный дым. — Сомневаюсь, что это были быки. Во всяком случае, тот, кто ими руководил, — не бык. Далеко не бык! Заметить слежку, осуществляемую двумя нашими ребятами, переиграть их, незаметно сесть им на хвост и спокойно, играючи уничтожить в сотне километров от конечной точки маршрута — это, согласись, не каждому по плечу. Приходится признать, что мы с тобой сели в лужу: и операцию провалили, и людей потеряли. Одно из двух: либо с этим заводом все гораздо серьезнее, чем кажется на первый взгляд, либо наше управление превратилось в богадельню…

— Да, — саркастически подхватил Мещеряков, — и все потому, что ты в нем больше не служишь! Естественно, все держалось исключительно на твоих широких плечах!