Так сложилось, что у Фроди не было в Гнезде родичей. Дочери вышли за пришлых скандинавов, что откалывались от проходящих дружин. Да и он сам был не свеем, а выходцем с Готланда. Не чужак, вон сколько лет жил, старостой стал. Но и родни здесь не было. А значит, что? Правильно. Детей сбагрить было некуда. Посему их предлагали просто спустить в прорубь, под лед, чтобы не мучить ни себя, ни их. Ну или просто головы поотрубать. Они ведь обуза. А мальчики – так и вообще – подрастут – мстить станут. Оно кому надо?
Ситуация усугублялась также самим преступлением. Ярослав повернул весь конфликт на разговор о деньгах. Скажи он про борьбу за власть и попытку устранения, все бы вылилось в кровавую резню старейшин. Прямо вот сразу, без раскачки. А нашему герою это было не нужно. Они ведь все ремесленники. Полезные люди. Вот подчинить их – да, нужно. А резать? Неразумно. Поэтому он повернул мотивацию Фроди в финансовую плоскость. Дескать, поживиться хотел. Тот что-то промычал бессвязное, ибо побили его сильно. Но никому в том дела не было, потому как старейшины тут же стали обличать злодея под гул толпы. Лучше его головы лишить, чем всем скопом на тот свет отправиться. А значит, кто Фроди получался? Татем позорным, поднявшим руку на имущество соседа. За такое должно и род весь извести, ибо ближних трогать нельзя. Хочешь грабить? Иди в соседнюю деревню.
Старейшины подыграли военному вождю, спасая свои жизни. И охотно бросились головы рубить, чтобы Фроди не дай бог оправдаться не смог. А то еще придет в себя, отойдет от побоев и давай выкрикивать своих сообщников. Но на этом единение Ярослава со старейшинами и закончилось. Начался дележ, который по доброй традиции начали топить в деталях.
Часик посидев и послушав этот бред, наш герой встал и предложил отдать все имущество на общее дело – для наполнения арсенала, кормежки на тренировках и так далее. А женщины и дети? Так разобрать по состоятельным семьям. Все же не случайный человек – старейшина был. Понимания, разумеется, он не получил. Ведь, по сути, снова предлагал взвалить решение проблем бедняков за счет состоятельных. Нет, отказываться они не стали. Просто топили в словесах, двигаясь по накатанной.
И пока шла многомудрая дискуссия ни о чем, Ярослав решил пройтись и взглянуть на «товар». Точнее, на людей, которых делили.
Жена, дочки и невестки – типичные скандинавки на вид. Одна невестка рыжая, все остальные бабы блондинки с суховатым лицом. Женщины как женщины. Вполне обычные для эпохи и региона. И даже взгляд, вполне характерный для ситуации, – он отражал смесь ужаса, ненависти и надежды. Это ведь их детей, братьев и сестер предлагалось под лед спустить.
Дети выражали эти настроения намного ярче. Кто-то жался к мамке или сестре и плакал. Кто-то наоборот – насупился и смотрел зло. Понимали – решается их судьба… их жизнь. А жить хотели все.
Двое мужчин-рабов изможденного и уставшего вида с любопытством следили за происходящим. Явно славяне, взятые за долги. Им ведь ничего толком не грозило. Кто будет убивать раба? Глупо это. Три рабыни-славянки тоже не переживали. А вот четвертая – скромно жалась за спины остальных и старалась не показываться. Ярослав подошел ближе и вытянул ее «на свет», чтобы лучше разглядеть. Девица была довольно экзотичного для здешних мест вида – дохленькая, чернявая с волнистыми волосами. Совершенно очевидно – откуда-то с юга. С Византии или даже с Египта, тут так не разобрать.
– Кто ты? – спросил он по-славянски.
– Она почти не говорит, – пояснила жена Фроди. – Ее мужу минувшим летом друг подарил для утех.
– И как? Пришлась по душе Фроди?
– Нет. Очень строптивая. Он хотел силой ее взять, но не совладал. Совсем обезумела – кусалась, дралась, лицо Фроди разбила камнем. Едва оттащили. Он ее потом наказал и заставил самую грязную работу делать. Но она все одно – не уступила. Дурная. Уступила бы. Не убудет ей с того.
– Сильно бил?
– Да, – нехотя согласилась жена Фроди, – но не по животу. Он со всем пониманием. Ей же еще рожать.
– Кто ты? – вновь спросил Ярослав девчонку, но уже на койне, то есть высоком среднегреческом или, как иначе говорят, высоком византийском языке.
Лицо девчонки дрогнуло от удивления и ожило. А потом ее прорвало – она стала лопотать, рассказывая обо всем на свете, о своих переживаниях, о своей тяжелой судьбе и так далее. Видимо, впервые услышала родную речь за эти месяцы ужаса. Да и видом Ярослав не походил на местных.
– Ты знаешь, зачем тебя подарили Фроди?
– Да, – поникла головой Мария.
– Сейчас тебя хотят отдать мне. В рабыни. Ты слабая. Тебя на тяжелые работы не пошлешь, ибо это верная смерть. Остаются только утехи. Будешь сопротивляться?
Она подняла глаза, пылающие яростью, и выпалила:
– Да!
– Хорошо, – с улыбкой произнес Ярослав. – Я рад, что ты не сломалась. Зиму поживешь у меня. А летом отправим тебя к отцу.
– Что? – опешила от такого поворота Мария.
Но Ярослав не стал продолжать с ней разговор и, обернувшись к старейшинам, прервал их мудрый разговор самым грубым образом.