Первый командир

Мишка раз пять успел споткнуться и чертыхнуться, даром, что дорога знакомая. А старлей ступал уверенно, как днём. Только в грязь разок-другой провалился. Зашли в дом, маленький солдат коротко представил Руслана командиру отделения и поспешил обратно.

Поспешить-то поспешил, да кружным путём. Решил обойти размешанный в кисель кусок между соседними дворами. Переправился на другую сторону дороги, побрёл вдоль, высматривая, где лучше перейти обратно. Не заметил, как очутился возле командирского дома.

Там тоже не спали. Приглушённые голоса доносились из-за плохо прикрытых ставен. Саныч, Кондратьич, Слизень, кто-то ещё незнакомый. Мишка сильно пожалел, что слух после контузии не восстановился полностью.

"Подслушивать нехорошо!" - учили в школе. Иногда уточняли: "Своих - нехорошо, врагов - можно и нужно". Хитрый парнишка давно заимел на сей счёт собственное мнение: "Можно и нужно всегда, когда разговор касается тебя, твоей семьи, друзей, знакомых. Вот болтать об услышанном - действительно не след".

Боец Сошкин изо всех сил навострил уши: говорили про его командира.

- Опять я про этого Рэма слышу. Что за партизанщина у вас творится? - незнакомый властный голос. - Слишком много воли забрал какой-то младший сержант. Шатается сам по себе, без приказа, дезертиров ловит.

- Теперь ещё этого военкора из лесу приволок, - вставил замполит. - Документы у него в порядке, но...

- Помолчи, Максим! За дезертирами мы Рэма сами отправили. Ты-то его подзуживал - был уверен, что не вернётся, и радовался. А мы с комвзвода всё оформили, как следует, - это Кондратьич.

- Кстати, волю забирать он начал совсем недавно. Растёт парень, - по обыкновению, тихо, спокойно добавил Саныч, комвзвода.

- Если бойцу стало мало сержантской звёздочки, представляйте на повышение. Смелый, инициативный, четверых в одиночку бьёт - рекомендуйте в разведку, - припечатал властный.

- А я говорю, по этому Рэму особый отдел плачет. Не наш он, не советский человек.

- Ну что ты, Максим Сергеич, заладил, как попка? Тебя послушать, советских вокруг нету, кроме тебя. А "волки" чей недосмотр покрыли, а? - мягкий, почти ласковый голос Саныча.

- Правильно: там, где нормально ведётся политработа с бойцами, никто не дезертирует. На дворе не сорок первый год, - Кондратьич, с напором.

- Слушай, товарищ замполит, что тебе умные люди говорят, - подытожил властный. - А то я повнимательнее пригляжусь, как ты проводишь идейно-воспитательную работу во вверенной роте. Про тебя самого мне пишут очень интересное. А знаешь, как бойцы тебя за глаза величают?

Мишка затаился на грязной обочине, будто цапля у пруда, и слушал. Услышанное его здорово успокоило. Слизень нынче не в фаворе, а в Рэме Чудове начальство уверено. Можно искать брод через размытую дорогу и отправляться домой.

Приснилось Мишке этой ночью престранное.

Будто стоит Мишка на трибуне перед президиумом, как на фото с партийных пленумов. По правую руку чинно расположились люди, чьи лица он привык видеть на стенах - портретами. Сам Сталин в общем ряду, но как бы выше всех. Баюкает неизменную трубку, внимательно смотрит на Мишку, и от этого сердце проваливается в пятки.

Ища, куда бы спрятаться от грозных очей, Мишка оглядывается в другую сторону. А по левую руку - настолько странные персоны, что он удивляется даже во сне.

Суровый, могучий, рыжий с проседью старик в золотой короне и горностаевой мантии, с мечом и посохом. Рэму Чудову он запросто мог бы приходиться отцом или дедом, трое других роскошно одетых рыжих мужчин - дядьями и братьями. Над рыжими головами - алый стяг.

Женщина сказочной, невозможной красоты. Золото волос и украшений, огромные зелёные глаза - ярче изумрудов в роскошной диадеме, зелёное платье облегает точёную грудь, оставляя открытыми плечи... Мишка сделал усилие, чтобы не таращиться на неё, свернув шею и разинув рот. А рядом - другие красавицы, не хуже, и могучие витязи: все светловолосые и зеленоглазые. Зелёный, будто весенняя листва, стяг...

Третий стяг - как пиратское знамя, как ночь, как сажа. Под ним неподвижная, грозная фигура, с головой укутанная чёрной тканью плаща и клубящейся тьмой. Рядом худощавый темноволосый мужчина в легкомысленно светлом, отлично пошитом костюме. "Вот как можно так вальяжно разваливаться в президиуме?" - мелькнуло у Мишки. Франт, отдалённо похожий на военкора Кандаурова, пронзил солдатика таким пристальным и неприятным взглядом - хоть вовсе по сторонам не глазей! Тем более, раз оказался на трибуне, надо же выступать!

Мишка повернулся к бескрайнему туманному пространству перед трибуной и начал говорить что-то умное, складное - нипочём не повторишь наяву...

Голос Рэма:

- Отделение, подъём! Выступаем на передовую.

***

Вечер. Рэм недавно вернулся из штаба - мрачнее тучи.

- Мишка, ты чего смурной такой?

- Голова болит.

- А ещё?