Первый командир

"Вот прицепился, чума рыжая!" - солдат с тоской смотрит в глаза командира. Неделя боёв, и Рэм командует уже не отделением - взводом. Пошёл на повышение стремительно, после гибели старших по званию. Мишка уверен, что Рэм способен взять на себя гораздо больше. Почему до сих пор хотя бы не лейтенант, загадка. Кое-какие тайны они друг другу открыли, но осталось, кажется, ещё больше. И Мишка никак не избавится от сомнений, которые посеял в нём покойный замполит.

Тяжело вздыхает:

- Рэм, я завтрашнего дня боюсь. Сильно.

Сержант насторожился, смотрит очень внимательно:

- Просто боишься или предчувствуешь?

- Предчувствую, - Мишка оглянулся, не услышит ли кто их разговор. И начал рассказывать, понизив голос до шёпота. - Смотрю сейчас на ребят, а вижу покойников. Боюсь, до завтрашнего вечера почти никто не доживёт... Рэм, слушай! Вот, будто идём куда-то в тумане, по болоту. Рельсы, много, а среди рельсов - будочка. Там фриц сидит, и если его не снять быстро и тихо, взорвёт всё к едреням. Но он не успеет. Я его как раз и пристрелю. А ты снимешь пулемётчиков на водонапорке. А Кинёв с Шарапыгиным подорвут немецкую казарму. А Першов... Ой, Рэм, а куда ты потом денешься? Тебя там не убьют, точно. Но что-то случится...

Мишка поймал себя за язык, сообразив, что дальше ляпнет совсем лишнее: про шпионские подозрения в адрес Рэма. Рыжий командир с невесёлой ухмылкой хлопнул бойца по плечу:

- На самом деле, будущее нельзя точно увидеть. Бой за станцию будет. А подробности - там поглядим. Главное, возьми себя в руки и отдохни хорошенько. Понадобишься мне завтра. Так что выспаться сейчас - это приказ.

Мишка сам рад бы провалиться в сон. Голова после контузии болит чуть не каждый вечер. Да и усталость давит свинцовым грузом. Но пуще неё грызут сомнения...

Вспоминал случайно подслушанный разговор Рэма с Русланом. Три дня назад неразлучные приятели очень крепко поцапались, чуть не до драки! Из-за какого-то ветхого хлама, найденного в руинах разрушенной и разграбленной немцами усадьбы. Делили тайком, без свидетелей, но в пылу спора проворонили лишние глаза и уши. Мишка слышал, как эти двое обращались друг к другу. Военкор к сержанту - Чуд, Ричард. Рэм к нему - Шалый, Ромига, Нав. "Ричард... Немец был бы Рихардом, француз - Ришаром. Ричард - вроде, английское имя..." Мишка не силён в иностранных языках, но имена из книжек запоминал всегда хорошо.

Кроме странных прозвищ, эти двое наговорили ещё много интересного и непонятного. Мишка всё записал, дабы ни слова не забыть, не перепутать. Вдруг, шифр? Держал в кармане, думал и сомневался: идти ли с этим к особисту?

Прекрасно знал: большинство ровесников его сомнения не поняли и не одобрили бы. Ещё до войны вся страна с азартом ловила шпионов: немецких, английских, американских. Непререкаемое правило: любой скрытый враг должен быть обнаружен и обезврежен. Мишка не сомневался в справедливости этого правила. Как патриот своей Родины он должен был немедленно пойти и донести на своего командира. Почему же баюкал за пазухой недописанный донос - и не шёл?

Побаивался "волков", но не слишком. За время боёв страх смерти здорово притупился. Слишком близко она ходила: каждый день, каждый час. Пролить кровь за родную землю - что может быть естественнее для солдата? Никто этого не хочет, но всякий готов, коли не трус. "Без разницы: от немца пуля, или от выведенного на чистую воду врага... Если он враг!"

Всё-таки Рэм был поразительно прям, честен, бесстрашен. На такого командира хотелось равняться, учиться у него, гордиться им, а не подозревать в шпионаже. Хотя иногда он смотрел на погибших солдат, как сам Мишка - на стрелянные гильзы. Хотя вот о Саныче и Кондратьиче, кажется, искренне горевал...

Вторая, ещё более непостижимая загадка бродила вокруг, посверкивая объективом. Мишка совсем не разбирался в военкоровских делах. Не представлял, как будут выглядеть готовые фотографии. Но понимал: то, что снимает Руслан Кандауров, никогда не напечатает дивизионка. Ошалел, заметив, как Руслан ловит в видоискатель мучительную агонию замполита. Даром, что Мишка, как большинство однополчан, Слизня терпеть не мог. Но подобной кончины фрицу-то не пожелаешь! Солдат стеной встал тогда между военкором и умирающим. Открыл рот: выматерить фотографа до пятого колена. Но проглотил ругань, встретив тяжёлый чёрный взгляд.

- Отойди, Сошкин, не мешай, - спокойно скомандовал старлей. - Когда война закончится, такие вещи будет тяжело и больно держать в памяти. Но забывать совсем - тоже не дело. Это, - длинные пальцы погладили маленький фотоаппарат, - Очень хороший способ вспоминать. Когда захочешь, или понадобится. Имей в виду, солдат: некоторые архивы живут дольше очевидцев, - стальная убеждённость в собственной правоте, толика печали, неколебимое спокойствие... Наверное, этому тоже стоило поучиться.