Первый кубанский («Ледяной») поход

Одним из крупных недостатков в организации армии, обнаруженным в этом бою, было отсутствие отличительных знаков на одежде для добровольцев. Штаб в свое время не подумал об этом весьма важном вопросе. По счастью, не было печальных случаев взаимного обстрела. Но много солдат ушло безнаказанно только потому, что офицеры-пулеметчики перестали обстреливать мост, не зная, где кончаются большевики и где начинаются преследующие их добровольцы. Командующий просто приказал немедленно надеть на околыши фуражек и на папахи кусок белой материи. Корнилов не любил комиссий и подкомиссий «с соответствующими окладами содержания».

* * *

Нагнав страху ставропольским большевикам в Лежанке, армия повернула на юго-запад и вошла в пределы Кубанской области. Все слухи об остром недовольстве казаков советским режимом и их готовность восстать оказались «преждевременными». Большевики действовали весьма осмотрительно и, стараясь повсеместно распространить свои учреждения, тем не менее остерегались вводить у казаков коренные реформы. Нигде не оскорбляли они религиозного чувства кубанцев, очень щепетильных в этом отношении.

Казачья молодежь была увлечена советскими учениями, отбилась, как жаловались старики, от рук, бездельничала, не работала, а только шаталась с митинга на митинг да проклинала буржуев, о которых, однако, не имела никакого понятия. Пожилые казаки были уже обеспокоены слухами, что на Тамани иногородние, при содействии советов, отнимают лучшую землю у станичников и делят ее между собой. Но это беспокойство не переходило границ брюзжания, а рассказам добровольцев о неистовствах большевиков в центре государства они просто не верили. Борьба советов с казачьим правительством Кубани еще не окончилась, и большевики были осторожны.

Казаки, как и на Дону, думали: посмотрим – и оставались совершенно нейтральными. Они были приветливы к добровольцам, гостеприимны, многие отказывались даже от денег за продовольствие; но в армию они не вступали, за небольшими исключениями.

Что было делать? Возвращаться назад? Но в Екатеринодар уже дали знать о своем предстоящем походе. Тогда не было еще известно, что большевики посланных перехватили. Решили идти дальше, надеясь на иные настроения в других местах, где, опять по слухам, советы уже распоясались.

Кратчайшую дорогу на Екатеринодар запирала станция Тихорецкая, железнодорожный узел с большими мастерскими, – самое крупное гнездо большевизма в этой части области. Там собраны были большие силы с броневыми поездами. Корнилов решил обойти Тихорецкую, тем не менее делали вид, что армия идет туда. Расспрашивали везде про Тихорецкую, разузнавали открыто о дорогах, ведущих на станцию, но под шумок разведывали и о способах и путях обхода.

Направившись из станицы Незамаевской по Тихорецкой дороге, армия ночью повернула в другую сторону. Сделав огромный переход, Корнилов, неожиданно для противника, подошел к Владикавказской железной дороге у станицы Ново-Леушковской верстах в 20 на северо-запад от Тихорецкой и там беспрепятственно перешел железнодорожную линию. Обычные взрывы пути по обеим сторонам перехода через железную дорогу привлекли внимание железнодорожных большевиков, и те дали знать на Тихорецкую о появлении добровольцев, но было уже поздно. Подошедшие с обоих концов броневые поезда не могли ничего сделать. Пути были хорошо испорчены; подвинуться ближе было нельзя, а с дальней дистанции снаряды не долетали, и орудия большевиков лишь салютовали армии.

Пройдя около 100 верст по Кубанской области, армия не встречала сопротивления и безостановочно двигалась к Екатеринодару вдоль железной дороги, по тракту, верстах в десяти на западе от линии. В каждой станице Корнилов созывал сходы, сам выступал на них с речами, но безуспешно. Огромные станицы, с несколькими тысячами жителей, давали 10–15, а самое большее 30 добровольцев. Жатва не созрела; большевики остерегались.

Пройдя беспрепятственно через станицы Старо-Леушковскую и Ирклиевскую, армия под станицей Березанской имела короткий бой и заняла селение.

Здесь Корнилов отечески наказал жителей. Те выслали еще в предшествовавшую станицу Ирклиевскую свою депутацию и приглашали армию к себе. Между тем, вырыв окопы, они встретили добровольцев огнем из винтовок и пулеметов. После боя, при входе армии в станицу, местное начальство поднесло Корнилову хлеб-соль, но командующий отвернулся и проехал мимо. Затем он вызвал стариков и приказал им объяснить свое вероломство. Те сослались на иногородних и на свою молодежь. Иногородние уже ушли. Корнилов велел собрать молодежь на площадь и приказал отцам выпороть своих сыновей нагайками, что они и исполнили с превеликим удовольствием.