Первый лорд мафии

Стараясь обратить внимание присяжных на то, что Торрио сам признал себя членом картеля, Кляйн переспросил: «Ты уверен, что Торрио сказал: „Мы у него в долгу“?»

— Абсолютно. Эта фраза врезалась мне в память. Я как раз подумал, что с его стороны это было справедливо.

Его показания были неблагоприятными для обвиняемого. Тем не менее, Эриксон, не скрывая, восхищался Торрио.

В ходе перекрестного допроса Штойер спросил у Эриксона его адрес. Кляйн резко выступил против. Он напомнил присяжным, что обвиняемый гораздо опаснее, чем это кажется на первый взгляд.

— Ваша честь! У свидетеля есть семья, — сказал прокурор, — штат гарантировал ему полную безопасность. Штат считает, что разглашение адреса свидетеля повлечет за собой угрозу его безопасности.

Судья Клэнси поддержал возражение. Штойер продолжил ту же линию поведения, которой он следовал при допросе Каценберга.

Ранее Эриксон признал себя виновным в торговле наркотиками. Его приговорили к одному году заключения, однако исполнение приговора было отложено. Не было ли его везение связано с обещанием дать показания против Торрио?

— Нет, — сказал Эриксон. Он покинул трибуну, не изменив показаний.

Обратившись к другому источнику доходов Торрио, Кляйн вызвал Роберта Горовитца. Горовитц заявил, что он работает поручителем. Он часто посещал Большую Городскую Компанию-гарант. Он, как минимум, десять раз видел Торрио на территории, выделенной для менеджмента[49].

За столом, отведенном для прессы, почувствовалось оживление. Было известно, что поручительская фирма некогда принадлежала Голландцу Шульцу. В перерыве репортеры стремительно бросились к источнику информации — в офис окружного прокурора. Их заинтересовала возможность новых разоблачений, относящихся к убийству в мясном ресторане «Палас». Журналисты узнали, что в связи с делом Шульца, будет произведен новый допрос свидетелей. Двое свидетелей слышали, как Шульц сокрушался по поводу того, что Торрио отнял у него поручительскую компанию.

Одной свидетельницей была Франсуаза Шульц, молодая и красивая вдова бандита, мать двоих детей, бывшая гардеробщица из бродвейского кабаре. В качестве другого свидетеля выступил Д. Ричард (Дикси) Дэйвис — юрист, лишенный лицензии на адвокатскую практику, который ранее официально защищал интересы Голландца.

Дэйвис знал, что Торрио выделил Шульцу долю из прибыли поручительской компании. Ему было также известно, что Джон старался не распространяться об этой сделке. Однажды Торрио передавал Шульцу его долю ночью на заброшенном угольном складе, который располагался на берегу Ист Ривер на 138 Улице.

Журналисты раскрыли еще один секрет. В ходе расследования Сеймур Кляйн допросил Капоне в тюрьме Алькатрас, куда его перевели из Атланты. Согласно легенде, Капоне, не раздумывая, пошел на предательство. Он составил отчет о финансах Торрио и его стратегии по сокрытию доходов на пятидесяти страницах. Когда у прокурора Кляйна потребовали дополнительных сведений по данному вопросу, он ответил: «Без комментариев».

Благодаря газетным статьям, на следующий день суд собрал огромную аудиторию. Однако зрителей ждало разочарование. Адвокат Генри Кляйн, который замещал своего отсутствующего коллегу Макса Штойера, обратился к судье:

— Ваша честь, трое обвиняемых хотят изменить свои показания.

Судья Клэнси приказал, чтобы каждый из них сделал отдельное заявление,

— Я признаю себя виновным, — сказал Торрио с легкой дрожью в голосе.

Решив, очевидно, что Торрио лучше знает, что нужно делать, Уильям Слокбауэр и Джеймс ЛаПенна повторили его слова.

Жюри присяжных было распущено (других присяжных заседателей внесут в списки позже, во время процесса по делу Луиса ЛаКава и Джона Д’Агостино). Старшина присяжных Томас Д. Корбалли, житель Бронкса, и его коллеги провели из любопытства неофициальный опрос общественного мнения. Их единодушным мнением было: «Виновен».

Штойер появился в суде на следующий день с ходатайством о смягчении приговора[50]. Он объяснил суду, что его клиент «начал жизнь в исключительно неблагоприятных условиях». Он оказался на дне общества в трущобах и был лишен образования. Тем не менее, он помогал тем, кто по праву мог обращаться к нему за помощью. Он выполнял работу, непосильную для ребенка. Он работал уборщиком в баре своего отчима (в настоящей бакалейной лавке, как Торрио заверил иммиграционную службу).

— Он был лишен всех жизненных радостей, связанных с наукой, искусством и чтением, — сказал Штойер.

Обращаясь к прошлому клиента, Штойер ограничился рассказом о его контрабандной деятельности. Он напомнил суду, что «сотни тысяч более уважаемых людей занимались незаконной торговлей спиртным».

— Джон Торрио, — сказал адвокат, — ничуть не хуже остальных.

Правительство, торжествуя победу, немного смягчилось и перестало использовать Торрио в качестве мальчика для битья. Ранее стоял вопрос о тюремном заключении сроком на 12 лет. Сеймур Кляйн сказал суду, что обвинение согласно со сроком заключения в два с половиной года и уплатой штрафа в размере 86 000 долларов.