— Будь здоров, Мустафа Иваныч, — сказал Лобанов. — Просил разбудить.
— Ай, спасибо. — Мустафа заулыбался.
— Старший будет сегодня? — спросил Лобанов.
— Мурат не будет, — Мустафа встал и отряхнул штаны. — Сказал платить нету завода опять. Видишь, мы леса поставил, гудрончик наверх поднял, надо крышу уже починить, а директор Каштанов аванс не дал. Мурат сказал, когда начнет денги платить, снова работать будем.
— А чего ждать? Другой работы у вас пока нет. Навалились бы, да сделали, а то и денег нет, и работы.
— Мурата слушать надо! Работать на лесах будем, нас всех видно очень хорошо! Без денег нас маленько милиция подвинтит.
— Так если вас на работе примут, начальник стройки ж платит?
— Начальники их начальникам платят, а простым милиционерам как жить тогда? Мустафа Иваныч, слезай вниз, цап-царап тебя, денег нет, будем в обезьянник держать тебя, незаконный.
— А чего ж вы к нам ездите, если над вами здесь, кто ни попадя, издеваться может?
— Брат, если место знаешь другое, скажи, пожалста. Мустафа Иваныч туда поедет, тебе оттуда одна-два бутылка пришлет. Пойду я, брат, пока милиция спит.
Лобанов прошелся по территории завода. Производство вывели уж несколько лет как, но бизнес-центров пока не настроили. По заграничной моде, помещения временно заняли сопляки-художники и понаехавшая богема. Приличных людей немного, зато понты колотят все, кому не лень… Думают, теперь у них здесь гнездо на всю жизнь. Стали говорить: лофт, лофт, лофт. Смысла в слове никакого — называют так и цеха, и мастерские, и управление. Все подряд, без разницы. Обычный прием захватчика — сделать прививку молодым дебилам, чтобы наши вещи называть по-ихнему. Со временем наш смысл забудется, получится, что и вещи уже не наши, а их, привозные, раз это они им название дали.
Лобанов в лучшие времена был инженером. Потом все покатилось. Так вышло, остался без жилья и с тех пор квартировал здесь. Места пока хватало, а для временного начальства Лобанов и вовсе был находкой — и слесарь, и сторож, и пожарный, и специалист по всем вопросам. Видеть, что теперь делается здесь, было противно, но если от него что-то зависело… В общем, надо уравновешивать эпоху. Живем сегодняшним днем, но хотя бы ведем себя прилично. Не как Каштаныч, который вдруг вынырнул из-за угла.
— Алексеичу привет! — поздоровался он. Это как раз и есть временное начальство, директор называется.
— Здравия желаем! — ответил Лобанов. — Чего так рано?
— Не спится чего-то. Думаю, чем ворочаться, лучше поработаю.
— Так поработай, чего ж. А чего узбеки разбежались?
— Они денег хотят. А у нас сам знаешь как с этим.
— Я‑то знаю. Но главный-то ты. Перехватил бы уже где-то, да перекрутился. На что еще директор нужен? Видишь же в каком состоянии все! Не починим крыши сейчас, отсыреют стены, никакой ремонт уже не спасет.
— А чего ты мне это говоришь? Ты начальству нашему говори, у меня уже голос сел на этой теме, а оно не чешется.
— Да у меня ты начальство!
— …Позитивнее надо быть, Лобанов! А то испортишь настроение с утра… — Каштанов проскользнул мимо.
Будешь с ним позитивным. Так-то он может быть и не вредный, но ненадежный и не на своем месте. А что касается денег, то лучше с ним дела вообще не иметь. У него к ним какое-то болезненное отношение… И чего-то он темнит. Приперся в такую рань…
За воротами забибикали. Лобанов пошел посмотреть. По дороге сыпанул в миску сухого корма, кошкам на заводе жилось привольно. За годы разорения завода их стало видимо-невидимо.
Он вышел через проходную. Из джипа высовывалась крашеная баба.
— Открывай!
— По какому вопросу беспокоите?
— Что встал? Директор Каштанов ждет. У нас назначены переговоры.
— Какой директор такие и переговоры.
— Что?
— Не понял!
— Что ты сказал?
— А что это вы мне все время тыкаете, мадам? Давайте выпьем уж тогда? У вас есть?
— Открывайте ворота, или я расскажу вашему директору.
— Ясное дело, что нашему, а то какому же. Но вот беда, ключи я куда-то дел, придется вам обождать, пока я искать-то буду.
Ключи он никуда не терял, полезно было пропозиционироваться. Лобанов закурил и полистал журнал. В окно он видел, как она, вся красная, кричит в телефон. Лобанов встал и пошел к себе.
Сашка уже проснулся и пил воду из чайника.
— Доброе утро! — приветствовал его Лобанов.
— Уху! — Сашка от чайника не отрывался.
— Ты б умылся и сходил ворота открыл, там одна к Каштанычу просится, но некрасиво себя ведет, я ее поучил. Будет вопить, скажи, что не знаешь, кто с ней разговаривал, какой-то посторонний, мол, забрел к нам на проходную, пока ты в туалет ходил.
Сашка на ходу поставил чайник и вышел. Наверное, за это его и любили женщины, за покладистый характер. Другой бы на его месте сказал — а чего это я должен, не видишь — у меня голова и так далее, а у него — никаких претензий.