Первый Рубикон

Сколько же ему было лет, когда он впервые увидел триумфатора? Тринадцать? Или двенадцать? Слышал до этого о нем часто. Как было не слышать, если в доме тетки Юлии, где Цезарь нередко бывал, только и говорили о Сулле. Становясь невольным свидетелем разговоров Мария с друзьями, чего он только не наслушался о нем. И о презрении Суллы к римским обычаям, его алчности, о необычайном властолюбии. Наконец, о безграничной жестокости, сочетающейся в нем с холодной иронией. Сам Марий неизменно отзывался о Сулле так: "Неблагодарнейший из самых неблагодарных!".

Однажды Цезарь не утерпел и спросил тетку, почему ее муж так говорит о Сулле. Юлия любила племянника, и шепотом, объяснила, часто оглядываясь на беседовавшего с сенаторами Мария:

— Когда тебя еще не было на свете, Сулла служил в армии Мария простым квестором. И не просто служил, а был, — ты только дяде об этом не скажи, — самым храбрым его офицером. Лишь он один из всего войска вызвался во время войны в Африке пойти послом к царю Югурте, чтобы обманом захватить его в плен.

— И захватил?! — забывая осторожность, восторженно воскликнул Цезарь.

— Тс-сс... — испуганно остановила его тетка. — Захватить-то захватил, но, и все лавры победы в войне хотел присвоить себе. Этого твой дядя не может простить ему до сих пор!

Цезарь увидел Суллу в канун его отъезда на войну с Митридатом. Никакого чудовища, каким рисовал его Марий: высокий, худощавый, обходительный человек. Дело происходило как раз после выборов новых консулов, и Сулла был сильно чем-то озабочен, даже расстроен. Хотя время от времени и улыбался, даже смеялся, то и дело повторяя: народ 10 Рима благодаря ему, а не кому-то другому, пользуется настоящей свободой.

"Сделал хорошую мину при плохой игре!— сказал потом Марий, собрав в своем доме как никогда много сенаторов.— Еще бы, ведь нам удалось провести в консулы неугодного ему Цинну! Теперь в отсутствие Суллы мы сделаем с Римом все, что пожелаем. И первое — объявим этого не благодарнейшего из неблагодарных врагом отечества!"

...Цезарь огляделся и с удивлением увидел, что ноги сами привели его к дому Мария.

Как изменились улицы города всего за какой-то час, пока он беседовал с Верховным Понтификом! Двери всех лавок широко распахнуты. Из них беспрестанно выбегают рабы с зерном, мукой, сушеными фруктами, волокут амфоры с вином и кувшины с оливковым маслом, окорока, колбасы, хорошо просоленную рыбу. . Теперь по тротуарам торопились не только рабы, но и свободнорожденные римляне, некоторые из них даже бежали, и в одном Цезарь с удивлением узнал известного своим богатством всадника*..

Потрясли напряженные лица людей, глаза — мятущиеся, почти безумные как у жертвенного животного, над которым уже завис топор.

—Сулла идет! — кричали рядом и вдали. — Сулла!

—Сто тысяч одной конницы!!!

—И во главе ее он поставил царя Митридата!

Такую панику Цезарь видел только раз в жизни, когда армия Цинны окружила со своей армией Рим и голодом принудила его к сдаче, началась расправа над сулланцами...

Слухи низвергались, растекаясь по улицам, с вершины Капитолийского холма, где заседал сенат, дробились на всех углах, обрастая немыслимыми подробностями:

—Сулла навербовал в горах Малой Азии целый легион людоедов...

—Не людоедов, а амазонок!

—Какая нам разница...

—Не нам, а вам! Лично мы Сулле ничего плохого не делали.

Цезарь заметил отца своего приятеля и почтительно окликнул его. Всегда приветливый римлянин покосился и, ничего не ответив, пошел так быстро, что можно было догнать его бегом.

Только теперь Цезарь заметил, как смотрят на него все те, кто вчера считал за счастье перемолвиться с ним хотя бы словом. В их взглядах он читал то злорадство, то сочувствие, то, как показалось Цезарю, ненависть.

И невольно вспомнилось, как тетка Юлия говорила о последних словах царя Югурты: "О, продажный город, ты перестанешь существовать, как только для тебя найдется подходящий покупатель!"

*Всадники — второе (после сенаторского) сословие в Древнем Риме, его отличали узкие пурпурные полосы на тунике и ношение золотого кольца на указательном пальце.

Не обращая больше внимания на суматоху, царившую вокруг, Цезарь быстрым шагом направился дальше, и не прошло пяти минут, как он уже стучал бронзовым молотком в двери дворца, больше похожего на храм, чем на жилище человека. К счастью, тетка, вопреки обыкновению выезжать в Мизены, где у Мария был еще более великолепный дворец, оказалась дома. Привратник проводил Цезаря в атриум, и он с удивлением увидел, что там почти в полном составе собралась вся его семья: мать, сестра Атия, двадцатилетний сын Мария Гай Марий-младший и его жена.

Корнелия первая подошла к нему, но, прочитав в его глазах, что он обо всем уже знает, молча вернулась на свое место.

Кивком головы тетка предложила Цезарю занять место рядом с ней, и он по детской привычке покорно подчинился ей, невольно отметив: в другой раз его непременно стали бы расспрашивать о беседе с Верховным Понтификом, да в подробностях. Но теперь семье было явно не до этого.