Первый шаг к пропасти

– Мы зря потратим деньги, – пробубнил он, пересказав в лицах весь разговор с Журенковым. – Это какой-то… Лох! Оборванец! Явился на встречу в драной майке, шортах и резиновых тапках. Он несерьезен! Мы зря потратим деньги.

– А ты чего так орешь, Кузя? – нежно окликнул его женский голос. – Это же не твои деньги будут потрачены. К тому же мне плевать, что надето на этом парне. Пусть он хоть голым будет, лишь бы принял наши условия.

– А если не примет?

– Примет, Кузя. И он нужен нам, потому что он, – женщина глубоко вздохнула, – потому что он лучший.

Глава 9

К детскому дому, в котором почти от самого рождения до совершеннолетия прожила погибшая Илона Альбертовна Високосных, Володя Ярных подъехал, когда уже совершенно стемнело. Время его часы показывали смешное – начало одиннадцатого вечера, а на улице уже было темно. Может, виной всему были высокие старые деревья, среди которых затерялся двухэтажный панельный дом?

Володя остановил свою машину рядом со старой грузовой «Газелью». Вышел на улицу. Глянул на здание. Нет, он не ошибся адресом. Все правильно. Детский дом. И адрес на табличке, пришпиленной к стене на высоте примерно два метра, тот самый. Почему в окнах света нет? Отбой уже случился? И все дети, и воспитатели, и нянечки спят мертвым сном? И он зря приехал в такую даль? Зря потратил собственное время и собственные деньги на бензин?. А Ломов его отговаривал. Уверял, что любую информацию Вова может получить по телефону.

Он так не думал. Телефон ответит ему казенным голосом новой директрисы, что копию личного дела их бывшей воспитанницы она вышлет после официального запроса. Что лично она с ней не была знакома, поскольку работает всего лишь четыре года. И, к сожалению, ничего полезного сообщить не может.

Вот таким стал бы его разговор по телефону с директором детского дома. И ничего бы Вова не узнал из него. И копия личного дела, даже если бы им ее и удалось заполучить, не пролила бы света ни на что. Особенно на то, каким человеком была погибшая Високосных.

– На что ты надеешься, Вова? – ухмылялся Ломов. – На старого дворника, сторожа? На нянечку или акушерку, которая принимала роды у бессовестной мамаши погибшей? Даже если их еще не уволила новая директриса, и акушерка в местном роддоме до сих пор работает, они вряд ли что вспомнят. Лет прошло сколько с момента, как Илона покинула стены детского дома? Правильно, семнадцать. За эти годы кто уволился, кто умер, кто спился, кто память потерял. Зря едешь. Зря, Вова.

И все же он поехал. Не на чудо надеялся, нет. На хорошую память сотрудников. На то, что в этом детском доме нет текучки кадров. И что Илону непременно кто-то, да вспомнит. А если нет, то ему, возможно, удастся раздобыть имена и адреса бывших воспитанников, с которыми прежде дружила Илона.

Он должен, непременно должен знать, что она была за человек. Ее нынешние подруги не знали о ней ровным счетом ничего. Просто общались. Просто вместе пили кофе. Иногда сплетничали. Все! Никакой полезной информации.

Он прошел по выщербленной асфальтированной дорожке до крыльца, тронул тяжелую филенчатую дверь. Заперто. Поискал взглядом звонок. Нету. Принялся стучать. Открыли не сразу. Минут пять вообще ничего не происходило. Будто за дверью вовсе никого не было. Потом вдруг над его головой вспыхнула яркая лампочка, и мужской голос из динамика, который он не разглядел в темноте, грозно поинтересовался?

– Кто такой? Чего надо?

– Добрый вечер. Я из полиции. Я звонил.

– Фамилия?

– Ярных. Владимир Ярных. Я звонил.

– Удостоверение поднеси к окну.

В динамике скрипнуло и затихло, а в соседнем с дверью окне загорелся свет. Володя шагнул, дождался, когда за стеклом замаячит силуэт высокого мужчины, и показал свое удостоверение. Мужчина внимательно его изучил, кивнул и снова исчез. Свет в окне погас. Через минуту дверь распахнулась.

– Иди за мной, Владимир Викторович, – приказал высокий мужчина в добротном спортивном костюме черного цвета с зелеными лампасами. – И не шуми. Дети спят.

– Уже? – удивился он.

– Что значит уже? – Мужчина поднес к глазам левое запястье, глянул на циферблат крупных часов. – Так половина одиннадцатого! Отбой в десять. Во сколько же, по-твоему, дети должны спать ложиться? Так надо. По правилам.

Он не знал, как по правилам, но сам всегда летом засиживался с книгами допоздна. И спал потом до обеда. В этом и заключалась вся прелесть летних каникул. Никаких правил.

– Идем ко мне. Потом определимся, с кем тебе лучше говорить, Владимир Викторович.

– Можно без отчества, – отозвался Володя, когда они вошли в комнату физрука, расположенную рядом со спортивным залом.

Комната была завалена мячами, матами, теннисными ракетками. В дальнем углу стояла школьная парта. На ней – старомодная настольная лампа и куча глянцевых журналов о спорте.

– Без отчества никак нельзя, Владимир Викторович, – отозвался после паузы физрук. – Мы здесь даже детей так величаем. Редко по фамилии, если только провинившихся.

– А по имени?