Я уже надеюсь под шумок уйти с неактивированным браслетом, однако Марат вспоминает о нем буквально сразу, как только мы проходим через калитку. Тормозит меня за локоть. От его прикосновения у меня кожа начинает гореть, и удерживать отстраненное выражение лица становится крайне сложно.
Бессонов ловит мой раздосадованный взгляд и криво ухмыляется. По любому разгадал мои мысли.
К моменту, когда заходим в дом, я уже едва стою на ногах. А еще дико хочу есть. Даже не посмотрев на своего тюремщика, иду к себе в комнату — взмыленная и уставшая.
— Завтрак, царевна. Сейчас.
Медленно оборачиваюсь и, окончательно потеряв терпение, выдаю:
— Знаешь что? Пошел к черту! У меня нет сменной одежды, а благодаря твоей пробежке я теперь вся грязная и потная!
— Предлагаешь мне тебя помыть?
Впервые его двусмысленная фраза не провоцирует меня, а раздражает.
— Предлагаю отпустить меня домой! — рявкаю и, резко развернувшись, ухожу в комнату, которую мне так щедро выделили.
Зря, конечно, сорвалась. Это может мне аукнуться — вообще надо выстроить общение с Бессоновым так, чтобы воспользоваться своим этим заключением и выведать у него что-нибудь. Но пожалуй чуть позже. Сначала нужно успокоиться.
Однако побыть наедине с собой и своими мыслями у меня не получается — раздается стук в дверь, а затем в комнату, как к себе домой, заходит один из охранников. Тот самый, который был вчера в машине, когда Марат меня перехватил. Взгляд у него довольно странный. И я тут же вспоминаю слова Марата о том, что именно каждый здесь может со мной сделать…
Невольно делаю шаг назад, ощущая слишком пристальный взгляд мужчины. Он липкий и чересчур неприятный.
— Босс просил передать, — лязгает охранник, и только после этого я замечаю, что у него в руках одежда.
Поняв, что я не собираюсь идти и забирать подарок сама, мужчина криво ухмыляется и, подойдя поближе, бросает шмотки на постель.
— Скоро босс наиграется, — многообещающе говорит он и уходит.
Мне очень-очень не по себе от его слов. Целую минуту я так и стою, приходя в себя.
Решив начать самостоятельную жизнь, я подозревала, что за стенами дома ко мне не будет такого же отношения. Это нормально. Несмотря на жесткость и определенные меры воспитания, родители меня любили и всегда относились как к принцессе. Особенно папа.
И все же я оказываюсь не готова к такому откровенно животному отношению к девушке.
Меня передергивает, едва вспоминаю, как охранник на меня пялился. Придется выстраивать стратегию, учитывая вот эти возможные осложнения — в мои планы совершенно не входит оказаться под кем-то из этих амбалов.
Одежда, которую мне так любезно предоставили, оказывается женской. Еще и с этикетками, но размера на два больше, чем надо.
Причем из достаточно дорогого бутика.
Мог ли Бессонов так ловко подсуетиться? Очень сомневаюсь. Значит, это одежда его любовницы?
Это иррационально и глупо, но внутри мгновенно вспыхивает протест. Однако суровые реалии быстро вносят свои коррективы — во-первых, одежда моя и правда запачкана, а во-вторых, я банально жутко голодна. Не голой же идти на завтрак.
Приходится выбирать из двух зол. Приняв душ и переодевшись, разглядываю себя в зеркало — платье, конечно, длинновато, но в целом смотрится, как оверсайз. Ремешок свой из джинсов оборачиваю вокруг талии, делая весь образ в целом довольно терпимым. И после уже наконец-то иду на кухню.
Там на мою удачу никого. В холодильнике продуктов маловато, зато полно готовых блюд, явно из доставки. Оглядевшись повнимательнее, делаю вывод, что либо тут и не готовят, либо так тщательно убирают следы, чтобы не подкопаешься.
Первое, что я себе делаю — кофе. Затем, найдя яйца и молоко, принимаюсь за омлет. Как и всегда после физической нагрузки, я такая голодная, что готова слопать целого слона. Брат вечно шутит, что меня после тренировок безопаснее начать кормить прямо в спортзале, иначе можно нарваться.
Уже когда все готово, а стол практически сервирован, я торможу, разглядывая часть омлета, которая осталась в сковороде, и у меня рождается план.
Мне жутко не хочется прогибаться под гада Бессонова. Но! Но я тут в плену вроде как. Идеально было бы, конечно, сбежать, но пока с этим туго. А значит, над, о как говорит отец, воспользоваться возможностью. Если уж вынуждена тут торчать, то я должна извлечь пользу.
И в этом случае логичнее подыграть Марату в этом его дурацком капризе про завтрак. Пусть думает, что получил желаемое.
Приняв это решение, испытываю прилив хорошего настроения и некий азарт от желания переиграть Бессонова.
Нахожу поднос и составляю на него омлет, довольная своей задумкой. Но не успеваю даже взять его в руки, как в дверях появляется сам хозяин дома. Он успел не только переодеться, но и принять душ — у него на плечах висит небольшое полотенце, а сам он в очередной раз забыл, что такое футболка, ограничившись одними только штанами карго.
Его взгляд останавливается на мне, скользит по столу, на котором стоит поднос. Я жду насмешки, может, еще чего-то в этом духе — вроде какой-то шутки. Но в глазах Бессонова горит дикая злость, если не ярость.