Первый (СИ)

— И что? Дело в этом тупом штампе? Серьезно, пап?

Он, наконец, поворачивается ко мне, смотрит снисходительно так, словно я сморозила откровенную глупость.

— А дело не в самом штампе, дочь. Если женщина мужику нужна, он не мнет сиськи, а делает ее своей. Клеймит, чтобы все знали, что она — его, и точка. А все эти вот “поживем просто так” — хуйня, Викуля. Ты либо нужна ему, либо нет.

Отец пытливо смотрит на меня, очевидно, ожидая моего ответа. Но я молчу. Я вообще не думала, что разговор свернет сюда. Ну, какая свадьба? Мы с Маратом только-только разобрались между собой — все так быстро и внезапно случилось. Да, рядом с ним я ощущаю себя в безопасности, меня к нему тянет, и переживаю я за него сильнее, чем за себя.

Странное дело, но за столь короткий срок Бессонов стал для меня настолько важен и близок, что я уже просто не представляю жизни без него.

Но брак?

— Так что, дочь, ты уже получила предложение?

— А если нет? Если у нас… просто так?

Отец легко пожимает плечами и отвечает так, что у меня внутри все обрывается:

— Значит, я отрежу ему член за то, что тронул тебя.

— Папа!

Но его мое возмущение совершенно не трогает. Он молчит, затягивается в последний раз и выбрасывает сигарету. Затем делает шаг в сторону.

— Хорошо подумай, дочь, прежде чем сделать выбор. Если ты веришь в него, верь до конца. Не давай своему мужику почувствовать себя слабым.

Отец уходит, хотя подозреваю все равно держит руку на пульсе. Так было всегда. Именно поэтому мне было так сложно вырваться из-под его контроля.

Перевожу взгляд на дверь ангара. Я уверена, что меня никто не остановит. Но что это даст? Я увижу Марата, да. Однако что если мама права? Что если этот мой поступок ударит в первую очередь по Марату?

Я же хочу, чтобы папа принял мой выбор. Чтобы он уважал и его, и самого Марата. Представить не могу, что мне придется всегда между ними разрываться.

Оборачиваюсь — отец неторопливо идет по дорожке. Снова смотрю на ангар. Делаю пару шагов — остается только протянуть руку и потянуть дверь на себя.

Несколько секунд проходит, прежде чем я понимаю одну простую вещь — я не могу подвести Марата. Не могу.

Отступаю, хотя сердце рвется к нему.

“Доверяй”, - твержу себе снова и снова.

Едва ли не бегом возвращаюсь в дом, чтобы не передумать и не рвануть вызволять Бессонова.

Возможно, если бы я выросла в другой семья, я бы не ушла. У меня были бы другие ориентиры в жизни. Но я всегда видела, как папа воспитывал моего брата — сильным, самостоятельным. Тем, кто будет в ответ за своих близких, своим приемником.

Именно поэтому его слова о том, чтобы позволить своему мужчине самому решить ситуацию, для меня не пустой звук. Пусть это и сложно.

Не знаю, сколько я так сижу, прежде чем ко мне вваливаетсяя Витя. Без стука, как обычно.

Отстраненно смотрю на него и снова отворачиваюсь.

— До сих пор не научился стучаться в комнату к девушке?

— Сомневаюсь, что ты тут голышом ходишь, пока твой хахаль в наручниках сидит в ангаре.

Я тут же замираю при слове наручники. А брат как будто этого и добивается — падает в одно из кресел, вальяжно разваливается в нем и смотрит на меня с вызовом.

— Вить, что тебе надо? Погиенить пришел?

Он тут же скалится в ответ.

— Ты, сестренка, всех нас поимела, когда сбежала. Голосовые твои регулярные эти. Как провернула?

— Какая теперь разница? — отворачиваюсь, чтобы не видеть его ухмылки. Уверена, он сейчас рад до небес — по его мнению девушки ни на что не способны и должны только сидеть дома. При этом единственным исключением является наша мать. Вот она — да, а остальные так — расходный материал и домашние клуши.

— Нет, ты скажи, — продолжает настаивать Витя. — Как тебе удалось сделать так, что отец столько времени ничего не заподозрил?

— Ему просто было не до меня. Вот и все. Ничего такого я не сделала — мне просто повезло.

Чувствую пристальный взгляд и, не выдержав, поворачиваюсь к брату.

— Что? Говорим и иди. Не видишь, и так тошно.

— Так сильно переживаешь за него?

— Да что ты примотался? — огрызаюсь, теряя терпение. — Хочешь поиздеваться? Вперед. Вываливай все, что припас, и вали давай! Бесишь уже!

Повисает тяжелое молчание. Меня тяготит присутствие Вити, потому что рядом с ним я не могу себе позволить разреветься. Не хочу выслушивать в очередной раз, что я как девочка-размазня.

Но брат удивляет — переживается ко мне на постель и неожиданно обнимает.

— Вик, так нельзя, — тихо говорит он. — Отец бы с ума сошел, если бы с тобой что-то случилось. Думаешь, контроль это просто так?

Кошусь на брата, удивляясь, что он повел себя не так, как я ждала.

— Я понимаю, — отстраненно отвечаю. — Не волнуйся, больше я проблем доставлять не буду.

— Дура ты, — беззлобно фыркает он. — Ты — часть семьи. А в семье все друг за друга. Хотела бы свинтить, надо было взять меня в дело.

— Что бы ты тут же слил мне родителям?

— Чтобы я оценил риски, — поучительны стоном возражает брат. — Ты — девочка, Вик.