Первый среди равных. Повесть о Гракхе Бабёфе

Он не участвовал, правда, в освобождении Тулона. Тулон был освобождён в декабре, а за полтора месяца до этого комиссары Конвента отправили его с важным донесением в Париж. Но потом, начиная с января 1794 года, снова очутившись на юге, он выполнил одно за другим самые ответственные и трудные поручения Революционного правительства: ведал реквизициями, наблюдал за движением боевых судов, исполнял обязанности национального агента на Сардинии и в Онелье. И он видел, как изо дня в день, из месяца в месяц политика Революционного правительства одерживала новые победы и шла от успеха к успеху.

Второй раз приехав в Париж, он прожил там по совокупности около трёх месяцев.

И эти три месяца оставили самые яркие картины в его памяти.

Именно тогда он сблизился с Робеспьером, сблизился настолько, что стал завсегдатаем на улице Сент-Оноре.

Именно тогда, прогуливаясь по улицам столицы, он воочию убеждался в благотворных переменах, происшедших за время его отсутствия.

83

Он любил в свободное время побродить по Парижу.

И сердце его радовалось всему, что он видел.

Уже нечего было и думать, чтобы встретить в театре или на бульваре кого-то из «бывших»: кружева, пудреные парики, короткие шёлковые штаны-кюлоты — все они исчезли, как и их владельцы. Сейчас все были санкюлотами и носили длинные брюки, куртки и красные колпаки. Обращение на «вы» кануло в вечность вместе с реверансами и церемонными поклонами. Лакированные туфли с серебряными пряжками уступили место деревянным сабо. «Господина» сменил «гражданин», гражданскими стали праздники и обряды. Даже календарь стал гражданским и республиканским. Новое летосчисление велось от 22 сентября 1792 года — со времени провозглашения Республики, а названия месяцев отражали состояние природы: брюмер — месяц туманов, фример — месяц изморози, нивоз — месяц снега, жерминаль — месяц прорастания семян…

Жизнь была трудной. Несмотря на все старания продовольственной администрации, хлеба не хватало, у мясных лавок стояли очереди. Но это не влияло на настроение парижан. Санкюлоты принимали деятельное участие в работе секционных собраний, народных обществ и клубов, занимали галереи для публики в Конвенте, толпились в здании Революционного трибунала. На улицах, в кафе, в парках, в очередях у булочных — повсюду велись нескончаемые разговоры, обсуждались правительственные декреты, известия с фронтов, речь Робеспьера или Сен-Жюста, приговор новой группе заговорщиков. Газеты буквально вырывали из рук разносчиков. Толпились у афиш и объявлений, пестревших на стенах домов. Слушали добровольных ораторов, бурно выражая своё одобрение или порицание. Тут же можно было видеть столы, цепью расположенные вдоль тротуаров; за столами обедали или ужинали жители целой улицы. Это было новое явление — братская трапеза. Подобные трапезы собирала людей разного возраста и достатка, давая повод для более тесного общения — за едой продолжали оживлённые споры, пели патриотические песни, а дети декламировали стихи и читали наизусть параграфы и статьи из новой демократической конституции…

Да, всё изменилось. И не радовать это не могло.

84

…И не радовать это не могло.

Даже сейчас, тридцать лет спустя.

Лоран всегда считал Революционное правительство вершиной революции.

И сейчас, тридцать лет спустя, создавая биографию Гракха Бабёфа, он не мог не написать об этом: