За столом в центре трапезной сидела компания братьев. Там царило сдержанное веселье, но Грасис, друг Ордена, был одинок. Он мог делить с братьями дорогу и поле брани, но не стол и не почести. Трофеи, будем честны, Орден делил на братьев и друзей без оглядки, но вот получить надел или упоминание в летописях другу нечего было и надеяться. Братья, участвовавшие в малейшей стычке, перечислялись хрониками поименно, друзей же всегда обозначали как «и друзья», даже числа не указывая.
Уже четыре года миновало, как приехал Грасис на восточные рубежи Империи. Ничего хорошего в родном графстве Грасиса не ждало. Младший сын младшего брата в младшей ветви рода, который и сам-то по себе не мог похвастаться ни древностью, ни знатностью, ни богатством. Вся доля его наследства составила доброе седло да хорошего коня, доспех же был убогим. Грасис не смог пристроиться министериалом в достойный замок, никому не нужен всадник в простецкой кольчуге без громкого имени или заслуг. Вот и подался воин на восток, чтобы вступить в Орден Огненного Щита и нести свет Священного Огня язычникам, погрязшим во тьме своих заблуждений. Но первым, на кого пролился живительный свет знаний, был сам Грасис, ибо открылось ему, что мало приехать в орденские земли и выразить желание сражаться за истинную веру. Нужна протекция минимум трех братьев Ордена. Таковую можно было бы легко снискать, будь он родом из герцогства Гугенгром или графства Химения. Все братья-воины происходили из Гугенгрома, а братья-келари – из Химении. Они охотно давали протекции землякам. Для всех прочих оставалась стезя друга Ордена. И было таковых немало, но в крепости Молтать не служило ни одного из друзей Ордена, с которыми по чину водить дружбу Грасису.
Спору нет, жилось на орденских землях куда как привольно и сыто. Было, где помахать мечом. Было, куда уронить семя. Да и печи в замках Ордена топились так, что в сердце Империи не всякий граф мог себе позволить. Несмотря на мерзкий климат, холодный и сырой, обилие лесов рождало дешевизну дров. Так что и с уютом в Ордене все обстояло похвально.
Однако печально было видеть, как воины, куда скромнее по способностям и происхождению, продвигаются по службе в Ордене лишь потому, что родились в подходящей местности. Это снова и снова вызывало раздражение Грасиса.
– Сколько вам говорить, – повысил голос один из столующихся братьев. – Не слушайте вы этих пустоголовых! Не будет войны!
– Почему сразу «пустоголовых»? – возразил ему другой брат.
Грасис стал прислушиваться. Это было не в его правилах, но выпитое пиво подталкивало его любопытство.
– Потому что епископам и их землям война не нужна, – начал втолковывать первый брат. – Их мошна пухнет от торговли, а она хороша в мирное время.
– Да что нам епископы? – возразили ему. – Воевать-то нам!
– Воевать – нам, – согласился говоривший. – Но без епископских денежек много не навоюешь. Братия воинов мала числом, хоть и сильна духом. В сундуках братьев-келарей лежит немало золота, но хватит его лишь или на наем войск, или на наем кораблей, чтобы те войска доставить. Я сужу по прошлым войнам, а было так.
– Корабли нам… – начал кто-то
– Без кораблей, – оборвал его оратор. – Можно даже не затеваться. В дальний поход по узким тропам меж лесов и болот? Увольте от такой чести. Половина войска разбежится, остальные передохнут от холеры, пока дойдут до врага. Останется лишь отбивать врага в своих землях, а это разор. Война проиграна до начала.
– Жаль, я бы размялся, – вставил кто-то.
– Кто спорит? – обернулся к нему речистый брат. – Сам бы не прочь. Но епископы и купцы, которые несут им золото, трясутся над барышами, как курица над цыплятами. Я был на Совете, что разбирал грамоту маркграфа Линденского.
Тут уже Грасис совсем навострил уши. Кружка показала дно, но встать за новой он не желал, опасаясь пропустить интересную подробность. Разоткровенничавшийся брат и правда, был вхож в совет. А ведь этот гугенгромец на год старше меня и прибыл всего на два года раньше, горько подумал Грасис.
– Маркграф требовал наказать Доброце за смерть своего толмача, – продолжал тем временем оратор. – Он, видишь, собрался в паломничество и для проезда нанял человека. А его возьми да и зарежь какие-то доброцкие наемники. Маркграф немедля счел оскорбленными себя и свой род. Толмач ведь служил маркграфу, значит, был под его охраной. А оскорбление родовой чести – штука страшная.
Все глубокомысленно закачали головами и забормотали: «Да уж, родовая честь, штука такая…»