- Ну, ладно, иди. Вон уже и Вокзальная улица.
На Вокзальной светлей. Тут даже газокалильный фонарь высоко раскачивался над перекрестком. Он один, собственно, и освещал улицу, борясь с наседавшим на него туманом.
Началась мостовая. Грязная, скользкая, но идти все-таки стало лучше.
Пересекли запасные пути, прошли мимо желтых глазищ засаленного паровоза, под черным брюхом которого что-то сердито шипело и клокотало, наткнулись на мрачное, длинное здание товарной станции и вышли на перрон под тяжелым железным навесом.
Вот и шумный вокзал с зеркальными окнами первого класса. Сквозь окна виднелись официанты. В черных фраках, с белыми салфетками через руку, они скользили, поглядывая на пассажиров, между столиками, за которыми сидели нарядно одетые штатские и военные. Выхоленные офицеры поблескивали серебром и золотом погон, звякали шпорами. Суетились носильщики: прибегали и убегали. Заслышав колокол, они быстро хватали чемоданы, картонки, баулы, саквояжи и саквояжики и, обгоняя друг друга, спешили к поезду.
Пройдя по перрону, Самоха и Мухомор влились с толпой в мрачный зал третьего класса. Бурый табачный дым скрыл от них большое, перерезанное железными балками помещение. Все оно казалось каким-то скользким и липким. На полу густо лежали плевки, шелуха. Столиков, бритых официантов, саквояжей и саквояжиков, офицеров и пуделей, девочек с куклами - ничего этого здесь не было. Армяки, тулупы, шали, выцветшие кацавейки, пудовые сапоги, тихие, мягкие лапти…
И только одна «величественная» фигура маячила над толпой, фигура вокзального жандарма Дутикова.
- Дзынь-дзон! - шагал он, отзванивая шпорами.
Показав друг другу глазами на Дутикова, Мухомор и Самоха засмеялись:
- Ну и лошадь!
Наконец выбрались из толпы, вышли на привокзальную площадь и пересекли ее. Широкой улицей, гремящей ломовиками, поднялись к ярко освещенной церкви, быстро обогнули ее и вышли переулками к центру города.
Светло.
Магазины сияли огнями. Вылощенные приказчики почтительно сгибались перед нарядными дамами и суетливо раскладывали на прилавках товары. У магазинов стояли блестящие экипажи, ожидавшие своих господ. По тротуарам двигалась праздная толпа.
На перекрестке - городовой. На нем, чуть набекрень, плоская барашковая шапочка с медной номерной ленточкой вдоль. Из-под шапки глядели:
лоб - низкий и вдавленный,
зорко - масляные глаза,
припухший от водки нос и
жесткие, как у моржа, усы.
Шашка, два рыжих шнура - один к свистку, другой к револьверу, крест-накрест башлык, валенки.
Стоит…
Следит…
- Куда прешь? Что несешь? - набрасывается он на мужичка. - Не видишь - главная улица?
И спроваживает его в темный переулок.
А на главной улице свет, нарядные господа… Ни мужичков, ни рабочих…
Для рабочих есть темная и грязная окраина, для мужичков - Сенной базар с вонючим постоялым двором.
А здесь - центр.
Здесь! - магазины.
Здесь - клубы.
Здесь - мужская классическая гимназия.
Мухомор и Самоха остановились.
В окнах гимназии было темно.
- Пойдем, - тихо сказал Мухомор.
Вошли в калитку. Быстро пробежали по асфальтовой дорожке и очутились у парадных дверей.
- Открыто! - удивленно и радостно шепнул Самоха. - Вот удача. Теперь не надо и в окно лезть. Шмыгнем?
Скользнули в знакомое неприветливое помещение. Широкая лестница, раздевалка и коридор.
Постояли, прислушались.
- Бом! - ударили в коридоре часы.
- Половина какого-то, - шепнул Мухомор, - наверно, десятого…
- Интересно, Аким спит или нет?
- В том-то и дело… Давай снимать сапоги.
- Понесем их в руках или как?
Посоветовавшись, решили сапоги взять с собой.
- Ключ бы, а?
- Иди… Тсс…
На цыпочках, вдоль коридора, Самоха и Мухомор двинулись в путь. Вот восьмой, вот седьмой класс. Вот шестой… Вечером гимназия совсем не такая. Днем противная, а сейчас страшная. В окна с улицы падал свет. На полутаинственные квадраты… Паркет чуть скрипит. Малейший шорох далеко уносится по коридору.
- Тсс… - остановился Самоха, - у Акима, кажется, свет…
- Да… Не спит, старая кочерга…
- Ключ у него всегда на веревочке… На гвозде…
- Знаю…
- Прячься!
- А ты?
- А я звякну, - сказал Мухомор, вынимая ножичек. - Я знаю как…
Самоха осторожно вошел в пустой класс, стал за доску. Ждет…
Мухомор поскреб ножичком электрические провода, соединил их - и вдруг у Акима мелко задребезжал звонок.
Миг - и Мухомор рядом с Самохой.
- Слышишь? Идет.
В коридоре скрипнула дверь, раздались тяжелые шаги Акима. Он поспешно пошел к парадному и забурчал:
- Кого это принесло? Ишь, звонит. А чего звонит? Сейчас! - крикнул на весь коридор Аким и скрылся за поворотом.
Только скрылся, как Самоха - кошкою к нему в сторожку, цап с гвоздя ключ и обратно в класс.
- Есть! - показал он Мухомору. - Сцапали.
А Аким был уже у парадного. Взялся за ручку двери, а дверь открыта. Выглянул наружу. Никого нет.
- Балуются сорванцы, - сказал он сердито, думая, что это звонили уличные мальчишки. - Поймать бы да отзвонить вас, негодяев, за уши… - И пошел обратно.
Шел и ворчал: