- Ло-ба-нов? - театрально удивился Швабра. - Это чудесно. Иди сюда, Лобанчик. Иди, иди, не стесняйся. Сотри-ка с доски. Стер? Ну вот, молодец. Надо, чтобы доска была всегда чистенькая, чтобы, как стеклышко, горела. А у тебя грязненькая. Вот и останешься на полчасика без обедика… Куда? Куда? Нет, ты не садись, душечка, постой-ка в углу, милочка. Ну, как? - любуясь самим собой, обратился Швабра к классу. - А отметочки-то лежат ведь на кафедре. Лежат и полеживают. Хе-хе. Так и просятся: «Раздайте нас поскорее мальчикам». Раздавать?
- Раздавать! Раздавать! Мы уже давно ждем, - обиженно закричали со всех сторон.
- Вот это правильно, - потер руку об руку Швабра. - А кто из вас скажет, в котором году умер император Петр Великий?
- Ну и черт! - шепнул Коряга Самохе. - Ведь вот же мучает людей. Снять бы сапог да запустить в него, дьявола!
- Попробуй, - посоветовал Самоха. А потом серьезно: - Сапогом не убьешь. Ты Медного Хряща знаешь? Того, что недалеко от Амоськи живет?
- Лудильщика? Знаю.
- Ты его попроси, он Швабру из-за угла камнем бахнет. Ему это нипочем.
- Да я уж раз просил.
- А он что? - с любопытством спросил Самоха.
- Не хочет.
Коряга соврал. Дело было совсем не так. Когда Коряга предложил Хрящу семь копеек за то, чтобы тот бахнул Швабру камнем, Хрящ подумал-подумал, заложил руки в карманы и сказал:
- Ох, и дрянь ты! Нанимаешь. А сам не можешь? Гимназия ты… Герб носишь…
А на другой день, когда Швабра пришел к Амосовым и стал звонить у парадного, Хрящ, закрыв лицо шапкой, быстро подкрался к нему и метким снежком запустил в спину. Гикнул и убежал.
Варя, снимая со Швабры шинель, спросила:
- Что это вы в снегу? Упали?
- Гм… - ответил Швабра. - Это… Это с крыши-с…
- Так когда же умер Петр Великий? - не унимался Швабра. - Кто скажет?
Молчание. Лишь Амосов поднял руку.
- Ну, скажи, скажи, Коля. Ты у меня молодчинище.
- В тысяча восемьсот двенадцатом году.
- Врет! - радостно взвизгнул Самохин. - Врет! Я хоть и сам не знаю в каком году, а только не в этом. Спросите Токарева, он знает.
Желая поддержать Самохина, Володька поднял руку и сказал:
- Петр Великий умер в тысяча семьсот двадцать пятом году.
- Тебя не спрашивают, - холодно обрезал его Швабра. Ему было неприятно, что Володька перещеголял его любимчика Колю. Однако история не была предметом его преподавания. Желая восстановить репутацию, Швабра перешел на греческий язык.
- Амосов, пожалуйте к доске.
- А отметки? - жалобно вздохнули в классе.
- Сам знаю!
И начал сыпать вопросы Амосову. Вопросы все были легкие, из давно пройденного. Амосов оттарабанивал без запиночки. Швабра радовался, потирал руки:
- Так, так, так… Ах ты, Коля, Коля, Коля!
В азарте Швабра не рассчитал. Приказал Амосову:
- А ну-ка, переведи-ка вот это. А ну-ка.
Амосов вздрогнул. Попалось ему как раз то, чего он не знал.
Швабра подбадривал:
- Да ну же, смелей!
Коля опять запнулся.
Швабра тихонько подсказал. Коля перевел одну фразу, на другой снова застрял.
Самоха передал через соседей Володьке, чтобы тот поднял руку и ответил. Видя, что Володька и не собирается этого делать, послал ему грозную записку:
«Отвечай, сатана, а то дружить не буду. Отвечай, не давай спуску Амоське».
Володька нехотя поднял руку.
- Я переведу, Афиноген Егорович, - сказал он и, не ожидая ответа, быстро перевел то, чего не мог перевести Амосов.
- Довольно! - разозлился Швабра. - Сядьте все по местам! Приступим к раздаче отметок.
В классе насторожились.
- Первым учеником по постановлению педагогического совета признан…
Швабра умышленно сделал паузу. Хотел, чтобы фамилия первого ученика прозвучала эффектней.
- Конечно, Токарев Володька, Мухомор, - подсказал кто-то.
- Это еще что за разговорчики? У кого это язычок болтается?
Швабра пристально посмотрел на Самоху:
- Ты?
Самохин отрицательно покачал головой.
- Первым учеником… - продолжал Швабра и вдруг, повысив голос, произнес торжественно: - Признан… Амосов Николай. Поведение - пять. Внимание - пять. Прилежание - пять. По-гречески - пять, по всем предметам - пять.
- Неужели и по гимнастике? - осторожно спросил Самохин.
Все знали, что Амосов самый неповоротливый в классе. На уроке гимнастики стоял он в шеренге, как мешок, набитый ватой. Каждое его движение, вялое и беспомощное, вызывало смех. Пять по гимнастике Амосову?…
- Да, да, и по гимнастике пять! - строго сказал Швабра. - Молодец, Коля! Иди сюда. Иди, молодчинище.
Амосов вышел вперед и почтительно стал у кафедры.
- Святоша, - с нескрываемой досадой шепнул Корягин.
- Чемпион мира… Курдюк бараний, - поддакнул Самоха.
- Молодец, молодец, Коля, - не унимался Швабра. Амосов расшаркался, взял отметки и на цыпочках пошел на место. По дороге бросил насмешливый взгляд на Володьку, точно хотел сказать ему: «Что? Съел?».
- Вторым учеником, - сказал холодно Швабра, - признан Токарев Владимир.
Мухомор встал.