Взяв с полки один пузырек. Карл Францевич подошел к крану.
- Смотри сюда, - сказал он.
Наполнив пузырек водой, Карл Францевич заткнул его большим пальцем и стал энергично трясти. Потом, выплеснув воду, он посмотрел пузырек на свет и, поставив перед Самохиным, спросил:
- Чисто?
- Чисто, - ответил тот.
- Врешь. Мой еще. Хорошенько мой.
И, закурив папиросу, ушел.
Выполоскав заново пузырек, Самоха тщательно его осмотрел и подумал: «Веселенькое занятие…»
И сразу ему захотелось домой.
- Ну? - неожиданно вырос хозяин. - Готово?
- Готово…
- Во-первых, вымытую посуду надо ставить горлышком вниз, а во-вторых…
Подняв пузырек к глазам, Карл Францевич снова тщательно осмотрел его и опять возвратил Самохину.
- А во-вторых, - буркнул он, - грязно. Мой еще. Мой, пока будет чистым.
И опять оставил Самохина одного.
«Что за история?» - подумал Самоха и пожал плечами.
Долго вертел он пузырек в руках, приставляя его то к одному, то к другому глазу, и никак не мог понять, почему Карлу Францевичу он кажется грязным.
«Языком его вылизывать, что ли? - подумал Самоха. - А может, это он нарочно испытывает меня?»
И он снова наполнил пузырек водой, снова мыл его, полоскал и наконец, потеряв терпение, с размаху поставил на стол, но не рассчитал удара, и - дзынь! - пузырек лопнул.
- Так… Молодец… - сказал сам себе Самоха и осторожно посмотрел на дверь. Потом быстрым движением он схватил с полки другой, точно такой же пузыречек, тщательно вымыл его, поставил на стол, а разбитый засунул куда-то в угол.
- Ну? - вошел Карл Францевич.
- Готово, - сказал Самоха.
- Так, так, теперь хорошо.
И Карл Францевич дал Самохину новую работу: вымыть пятьдесят баночек и вычистить ступки.
Потом Самоха бегал в подвал за содой и зеленым мылом, тер самоварной мазью медные чашки весов, снова мыл грязные ступки, причем молоденький фармацевт, тот, что с большими растопыренными ушами и тонким, как клювик, носиком, сказал ему:
- Попроворней ты там, растяпа!
Услышав такое обидное обращение, Самоха вспыхнул, но промолчал. А когда лопоухий вдруг крикнул: «Эй, мальчик, ступку мне! Живо!» - он обозлился и ответил грубо:
- Сами возьмете, не великий барин.
- Как? Как? Как? - возмутился фармацевт, и растопыренные его уши стали красными.
- А какой я вам «мальчик»? - в свою очередь спросил Самоха. - Это в парикмахерской мальчик. Меня зовут Ваня.
- Я тебе покажу Ваню. Ишь! Подай мне сейчас же ступку!
Самоха повернулся и молча ушел в ступкомойку.
Прождав минут пять, лопоухий вбежал к нему. От гнева лицо его покрылось пятнами.
- Ступку! - ударил он кулаком по столу, и стоявшие на столе весы закачали чашками.
- Берите сами, - уже не скрывая злобы, ответил Самоха и, на всякий случай, стал так, чтобы их разделял стол.
- Ступку! Мерзавец! - окончательно багровея, заревел лопоухий и, видя, что Самоха даже не думает двигаться с места, шагнул к нему.
Тогда Самохин пустился вокруг стола.
- А! - закричал лопоухий. - Ты так?
И, схвативши тяжелый пестик, он запустил им в Самохина.
Самоха вскрикнул и упал.
- Что? - закричал лопоухий. - Будешь слушаться?
Самоха молчал. От острой боли и от обиды он не мог произнести слова.
Неожиданно вошел Карл Францевич.
- Кто здесь шумит? - спросил он строго. - Что случилось?
- Да вот, - сказал лопоухий, указывая на Самоху, - не слушается и дерзит.
Сказал и улизнул за дверь.
Карл Францевич посмотрел на Самохина:
- Первый день, а уже баловство. Мне такие служащие не нужны…
Превозмогая боль, Самоха осторожно поднялся на ноги.
- Что ты тут делал? - спросил Карл Францевич.
По давно укоренившейся, еще гимназической, привычке Самоха не хотел ябедничать. Еле разгибая спину, он ответил тихо:
- Так… Ничего… Я поскользнулся и чуть не разбил самую большую ступку, а этот (Самоха не знал, как зовут лопоухого)… рассердился и стал бранить.
- Что? - испуганно спросил Карл Францевич. - Самую большую ступку? А ты знаешь, сколько она, эта ступка, стоит? Она деньги стоит. Денежки. Первый день и уже… Этак ты через неделю всю аптеку побьешь. Косолапый!
Самоха молчал, а Карл Францевич стал внимательно обводить глазами комнату.
- Ты помни, - сказал он, волнуясь, - ничего не бери без спросу.
- Да я и не беру.
- То-то. И коробочка и пузыречек - все это денежки, денежки стоит. А ну-ка, - подошел Карл Францевич к Самохину, - выверни карманы.
Самоха опешил.
- Карманы? - переспросил он. - Зачем карманы?
- Ага, покраснел? Вот видишь, что значит чужое брать. Ах, какой же ты, братец мой…
- Я? Да я не брал.
- Выворачивай, выворачивай, милый мой; выворачивай!
Самоха пожал плечами и сердито вывернул оба кармана.
- А за пазухой? - спросил Карл Францевич и, не ожидая ответа, ощупал Самоху пухлыми пальцами-коротышками.
- Я… - сдерживая слезы, сказал Самохин. - Я…
- Ну, ничего, ничего, - стал успокаивать его Карл Францевич. - Вижу, ты честный пока. Пока честный. Иди домой. На сегодня довольно работать. Будешь получать восемь рублей в месяц. Ровно восемь.