Первый ученик

А на другой день, часов в семь вечера, запыхавшись, прибежал Самоха. Увидя во дворе Мухомора, не выдержал, крикнул:

- Узнал! Узнал! Правда!

- Что? - встревожился Мухомор.

Самоха на ухо:

- Я был у Лихова… Он сказал, что твой отец ушел из тюрьмы… Была погоня… Не поймали… Все хорошо…

Мухомор не дослушал, бросился в комнаты, крикнул радостно:

- Мама! Отец на свободе!

- Отпустили? - с надеждой спросила мать.

- Нет. Он сам…

САМОХА СЛУЖИТ

- Ванька!

- Что, папа? - спросил Самоха, беря, на всякий случай, фуражку. Он знал, что разговор обязательно кончится ссорой, отец будет кричать: «Где ремень? Запорю мерзавца!» - а поэтому уже заранее стал готовиться к отступлению.

Однако на этот раз дело обошлось без ссоры.

- Нашел я тебе место, - сказал отец, - будешь в аптеке служить.

- В аптеке? - удивился Самоха.

- Да. Упросил я Карла Францевича, - ходя из угла в угол, продолжал говорить отец. - Начнешь приучаться к аптечному делу и пойдешь по этой дороге. Только смотри, если ты и у Карла Францевича будешь вести себя так, как вел в гимназии, убирайся тогда на все четыре стороны.

Самоха отлично знал, что никуда его отец не выгонит, так как эту угрозу он слышит уже пятый год, а перспектива поступить в аптеку его и обрадовала, и испугала. С одной стороны, показалось заманчивым почувствовать себя служащим («Раз служащий - значит, взрослый», - решил Самоха), а с другой стороны, пугала неизвестность. Что он будет делать в аптеке? Там столько всяких пузырьков с лекарствами, банок, коробочек, и все они так похожи друг на друга… Пойди, разберись в них…

- Я, что ж, - сказал Самоха отцу, - только не понимаю, как это лекарства делать…

- Какие там еще лекарства! - сердито ответил отец. - До лекарства тебе еще далеко. Будешь пока ступки мыть, мазь по коробкам раскладывать, учиться. Только фокусы свои выбрось из головы и веди себя со всеми вежливо. Десять рублей в месяц обещает платить тебе Карл Францевич.

- Десять рублей? - поразился Самоха.

Ему, никогда не имевшему больше гривенника в кармане, эта сумма показалась целым богатством. Он хотел спросить отца: «А эти десять рублей, как? Будут мои или отдавать их маме?», но промолчал, ничего не сказал и решил: «Семь рублей маме, а три себе. На эту трешницу я куплю…»

- Одевайся!

Самоха бросился в кухню.

- Мама, где мыло?

- Без мыла мойся, нету его.

- А вакса?

- Поищи на полочке.

Самоха достал жестяную коробочку.

- Пустая, - разочарованно сказал он.

- Пустая? - посмотрела на него мать и безнадежно махнула рукой. - Ну, ничего, сними сапоги, я так почищу.

- Я сам.

Самоха плюнул на щетку и стал усердно тереть свои порыжевшие и потрескавшиеся от времени сапоги. Тер долго, настойчиво, даже щеки покрылись румянцем, а блеску все нет и нет…

- А ну его к черту! - выругался он, швырнул щетку и, поправляя пояс, крикнул отцу: - Готов, папа!

Отправились. Пришли в аптеку.

Карл Францевич - полный, румяный, в массивных золотых очках - подал отцу Самохина кончики своих толстых коротких пальцев и сказал:

- У меня в аптеке первое - послушание, второе - порядок, третье… - Он посмотрел на Самохина, обтер белоснежным платком усы и добавил строго: - Ничего без спросу не брать. Честным, совсем честным, очень честным быть.

«Это, значит, не воровать», - догадался Самоха и с обидой посмотрел на отца. Отец понял его взгляд и, покрасневши, сказал Карлу Францевичу:

- На этот счет вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Ваня очень порядочный мальчик. Правда, шалун большой, но вы с ним построже. Мм… Да-да, построже… Я надеюсь… Уж вы не откажите…

Самоха нахмурился. Ему стало стыдно и неприятно, что отец лебезит перед Карлом Францевичем, и, отвернувшись, он начал разглядывать аптеку.

За стойкой в белом халате стоял пожилой мужчина. Он что-то тщательно взвешивал на весочках. Другой, в таком же белом халате, молоденький, с большими ушами и тонким, как клювик, носиком, подошел к шкафу. Небрежно протянув руку, он взял с полки банку с крупной латинской надписью.

«Вот она где латынь!» - вспомнил Самоха гимназию, и ему впервые стало приятно, что он умеет читать на этом, еще не так давно мучившем его языке.

Но, увы, из тысячи слов, выдолбленных в гимназии, он не встретил здесь почти ни одного знакомого.

«У древних римлян, должно быть, аптек не было», - решил Самоха и опять посмотрел на отца. Тот, ежась и улыбаясь, брал из тяжелого портсигара Карла Францевича папиросу и говорил:

- Большое спасибо вам, так вы, пожалуйста… Я надеюсь… Уверен, что пристроил мальчика в надежные руки… До свидания. Мм… До свидания…

И, потупившись, он сказал сыну:

- Ну, Ваня… Вздохнул и ушел.

Самоха видел, как за широким зеркальным окном промелькнула его ссутулившаяся фигура, и ему стало жалко отца. Он задумался.

Его окликнул Карл Францевич и повел за зеленую драпировку, висевшую между двумя массивными аптечными шкафами. Там, за драпировкой, в тесной и не совсем светлой комнате, Самоха увидел ряд простых некрашеных полок, уставленных грязной аптечной посудой, стол, обтянутый серой прожженной клеенкой, жиденькую кровать и медный кран над залитой чернилами раковиной.