Первый ученик

- Ты уже не ученик, а поэтому я даже не считаю нужным отвечать тебе, - холодно обрезал Швабра.

У Мухомора сжалось сердце. Стало так жаль Самоху! И не только Мухомору - многим искренне стало жаль его.

- Тсс! - продолжал Швабра. - Прошу слушать внимательно, не перебивать и ничего не спрашивать, пока я не раздам ведомости.

Он взял с кафедры пачку белоснежных бумажек и посмотрел на класс:

- Внимание!

Кто- то нечаянно скрипнул. Его одернули:

- Не мешай!

Швабра взял первый листочек сверху и изобразил на лице загадку, как бы спрашивая: «Догадываетесь?»

- Не томите, - вздохнул кто-то, - начинайте.

Швабра откашлялся.

- Ну-с, начнем, - сказал он и поправил свою шевелюру. - Начнем-с. Итак, первым учеником, окончившим блестяще четвертый класс и подлежащим переводу без экзамена в пятый с наградой - евангелие в тисненном золотом переплете-с, признан на основании постановления педагогического совета… Амосов Николай. Наш Коля.

Самохин хотел что-то крикнуть, поднялся и сел. Не было сил.

- Вторым, - продолжал Швабра и, облизав языком губы, умолк. Подумал, достал второй листочек, повертел его в руках и, глядя в упор на Мухомора, продолжал:

- Вторым… Бух Виталий.

Мухомор невольно вздрогнул, широко открыл глаза и повторил про себя:

- Бух Виталий…

Класс вытянул шеи.

- Третьим, - щелкнул пальцами Швабра, - наш длинненький и высокенький Нифонтов, Нифонтушечка-с.

Почти весь класс поднялся на ноги.

«А Токарев? - подумал каждый. - Володька Мухомор…

Что же это?»

- Четвертым-с, - сверкнул глазами Швабра, - четвертым-с наш уважаемый, небезызвестный, смелый и храбрый Токарев Владимир.

И, разводя руками, Швабра сказал с притворным сожалением:

- По поведению-с и по-гречески-с четыре-с и по-русски четыре-с. Вот как-с… - А потом строго: - Вы, Токарев, хотя по предметам и выше Буха и даже Нифонтова, но… но у вас снижена отметка за поведение…

Швабра вздохнул.

- За поведение, - повторил он, - за дерзкие замечания на уроках закона божьего… насчет дикарей… и вообще… Вы догадываетесь? Вам, и то в порядке снисхождения, дается четвертое место в классе, однако с предупреждением, что вы…

Самоха тихо поднялся и, ничего не видя перед собой, двинулся к первой парте.

- С предупреждением, - продолжал Швабра, дальнейшие его слова оборвал страшный крик.

- Ай! - взвизгнул Амосов.

Это Самоха наотмашь ударил его по лицу. Ударил и остановился тут же.

Мухомор глянул и испугался. Самоха был белый как мел.

В классе захлопали партами. Гимназисты сорвались с места. Амосов ревел.

- Негодяй! - бросился на Самоху Швабра. - Как ты смел? Как ты смел?

Схватив Самохина за воротник, Швабра потащил его вон из класса.

Самоха вырвался.

- Не трогай! Ты! Швабра проклятая! - крикнул он, не помня себя. - Не трогай… Черт!

И, распахнув дверь, выбежал в коридор.

Гимназисты стояли молча. У многих невольно сжимались кулаки.

Амосов, красный и злой, громко всхлипывал, размазывая по щекам слезы.

Медведев с отвращением отвернулся от него и смотрел в окно.

Швабра метался по классу, как тигр.

Мухомор сел, облокотился об парту и опустил голову. Посидел минуту, потом медленно поднялся, спокойно сложил в ранец книги, застегнул его на все ремешки, поправил на себе пояс и вышел к доске. Там, на глазах всего класса, он разорвал в клочки свою ведомость.

- Вот, - твердо сказал он, - мне не нужны ваши отметки. - Не нужны такие отметки, - повторил Мухомор, и голос его чуть дрогнул: - Это Амосову нужны такие отметки… Амосову… Он может выпросить, а я не прошу… Если бы я учился на двойку, и вы поставили бы двойку, я не сказал бы ни слова, а так… Я… Я… Да, - вспомнил он. - Амосову… Вам, Афиноген Егорович, и Амосову, а я… Я топчу их ногами. Вот!

ЕЩЕ РАЗ В КАБИНЕТЕ

Отец Мухомора стоял в знакомом уже ему директорском кабинете.

- Позвольте, - сказал он, - но ведь этак же нельзя с детьми обращаться. Это что же такое? Мальчик учился, старался, а вы его…

- А мы его просим убрать от нас. Понятно вам это? - перебил Аполлон Августович. - За такие дерзости, строго говоря, даже вовсе исключить его надо, как исключили мы с волчьим билетом Лихова и Самохина.

Старый машинист спокойно смотрел на расходившегося директора.

- Безобразие! - продолжал Аполлон Августович. - Мальчишка на глазах всего класса, в присутствии наставника, всеми любимого, всеми уважаемого, рвет в клочки свои отметки. Это что же такое? Да это демонстрация. Это бунт.

Директор зашагал из угла в угол.

- Да, - сказал отец Мухомора, - мальчику, конечно, следовало бы вести себя более сдержанно, но поймите, господин директор, ведь довели, довели-таки.