Первый узбек: Героям быть!

Редко продавцы стояли в ряд, соблюдая хоть какой-то намёк на порядок. Чаще всего то тут, то там шла торговля самыми разными вещами: кому что попало на глаза и в голову взбрело, то и вытащил на базар. Раньше даже около Арка толпились люди, предлагая кто холодную воду из козьего бурдюка*, кто готовые лепёшки или самсу* с зеленью, лежащие в слегка прикрытой нечистым куском буза плетёной ивовой корзине. Торговали всем на свете и орали как продавцы, так и покупатели – вопли, крики, смех, перепалки. Смесь самых разных языков – это всё наш базар.

Когда после десятилетних странствий по западным странам Али с Ульмасом вернулись в родные края, то поначалу остановились в Афарикенте. Они не застали в живых своего отца и перебрались в Бухару. Не потому, что их не ждали в родном доме или не хотели видеть. Для таких искусных мастеров, даже таких молодых, в Афарикенте было тесно. Простой дом для ремесленника может построить и обыкновенный каменщик или даже мастер. Но не такой талантливый зодчий, как устод Али. Он должен строить грандиозные сооружения. Не престало ему распылять свой талант на кибитки простолюдинов.

В это время я уже отвоевал трон, поставил своего отца во главе благословенной Бухары и занялся самыми насущными делами. А дел было столько, что спал я чаще всего вполглаза, зачастую небольшую часть ночи. Мне нужно было объединить под моей рукой, все части большого государства Махмуда Шейбани, распавшегося после его гибели. Это были Балх, Ташкент, Самарканд, Бухара и Герат. Мне следовало обеспечить спокойствие и процветание на всей территории, сделать это быстро. Надо было привлечь торговцев, а в самой Бухаре не хватало обыкновенных, удобных для торговцев и купцов базаров с караван-сараями.

То, что я видел, мне совсем не нравилось. Даже сейчас, после сорока лет моей неустанной строительной деятельности я недоволен видом своей столицы. Трудно себе представить, что было во времена моей молодости и во времена моих предшественников. Говорят, что ещё до великого Чингиза в Бухаре было семь ворот, врезанных в высокие стены из сырцового кирпича. Но и стены, и ворота были разрушены, и о них в течении долгого времени даже воспоминаний не было. Грустно говорить об этом, но лишь при Абдулазизхане, сыне Убайдуллахана, были воздвигнуты стены вокруг города с двенадцатью воротами. Вернее, двенадцатые ворота построил я, а уж если быть совсем точным, то это сделал Али по моему приказу. Науруз-Ахмад строительством не занимался, всё время воевал и пил запрещённое вино. От него и сдох. Мой дядя Пир-Мухаммад больше внимания обращал на Балх, свой наследственный вилоят, а не на Бухару.

У Абдулазизхана не было денег на такую грандиозную затею, но он вышел из этого положения как всякий скряга. Он приказал, чтобы каждый житель Бухары и прилегающих к ней кишлаков проработал на строительстве стены от двух недель до двух лун в году. Первоначально производителем работ был Уткир-устод, и даже какое-то время на строительстве одних из ворот проработали ещё совсем молодые Али и Ульмас. Но денег им за работу не платили и поэтому они решили отправиться восвояси за своей давней мечтой – в закатные страны.

Уткир-устод ругался, сетовал на то, что стена не для защиты, а для замазывания ханских глаз. Но ремесленникам и дехканам было наплевать, развалится стена или нет – им было важно отработать две недели и уйти домой. Рассказывают, что именно в тот момент, когда зодчий говорил, что стена развалится, случилось несчастье. Она рухнула, завалив мастера обломками кирпичей. Когда его вытащили из-под завала, он ещё дышал, но переломанные рёбра воткнулись в лёгкие и мастер в мучениях умер. Да разве он один?

Поэтому стена вокруг Бухары такая, словно пьяный бык мочился на ходу, шатаясь из стороны в сторону. А вслед за ним шли криворукие рабочие и клали стену. Не было единого плана строительства, не было даже единого распорядителя работ, не было точно установленной нормы работы. Некоторые бедняги не вылезали с этой стройки, а другие ни разу не поднялись на стену и не принесли ни одного кирпича. Поэтому стена делает нелепые зигзаги и повороты. От них рябит в глазах и возникает странная мысль – а для чего всё это сооружено?

Я с неприязнью, смешанной с горечью правды вспоминаю отзыв Энтони Дженкинсона. Посол шептался с моим дядей Пир-Мухаммадом о моей будущей столице. Он назвал тогда Бухару «Кучей глины и земли», это ужасно расстроило меня. Сейчас я понимаю, что Энтони был прав. Тогда я ещё не общался с людьми, что годами жили в западных странах и многого не понимал. Там, при возведении любых сооружений, ценятся не только прочность и целесообразность, но красота, и аккуратность!