Первый закон

Под ними первый из наемников опрокинул вверх тормашками свой мешок, и золото с серебром выскользнуло, образовав сверкающую кучу на столе. Генерал водрузил шляпу на голову и поправил перо.

— Счастливого пути!

Возвращение

— Старый гребаный дерьмовый мудак! — выкрикнул Свит, ударяя палкой по ветке, нависающей над дорогой. Снег осыпал всадников. — Гребаный Говнимо Говноско! Траханный в жопу старый ублюдок!

— Ты это уже говорил, насколько я помню, — проворчала Шай.

— Он говорил — ублюдочный старый жопотрах, — возразила Кричащая Скала.

— Моя ошибка, — согласилась Шай. — Это полностью меняет дело.

— Какого хрена тебе не нравится? — рявкнул Свит.

— Нет, меня все устраивает, — ответила Шай. — Он — гребаный ублюдок.

— Дерьмо… Мать вашу… Дерьмо… Мать вашу… — Свит ударил коня пятками и стегнул палкой по стволу дерева, мимо которого ехал. — Я поквитаюсь с этим ублюдком, набитым глистами. Это я обещаю!

— Да наплюй ты, — проворчал Лэмб. — Бывает, что ты не в силах ничего изменить. Надо трезво смотреть на жизнь.

— Это было моей надеждой на обеспеченную треклятую старость! Он украл ее!

— Но ты еще дышишь, верно?

— Тебе легко говорить! Ты не терял все до последней монеты!

— Я терял и больше, — глянул на него Лэмб.

Мгновение, другое Свит просто открывал и закрывал рот, а потом, крикнув: «Мать вашу!», бросил палку на обочину, в лес.

Повисла холодная и тяжелая тишина. Только позвякивали железные ободья колес Маджудова фургона, негромко гремела передвижная кузня, накрытая парусиной, да скрипели на снегу копыта лошадей по дороге, изрезанной колесами спешивших из Криза предпринимателей. Пит и Ро лежали рядом под одеялом, прижимаясь друг к другу, и мирно сопели во сне. Шай смотрела, как они легонько покачиваются в такт подпрыгиванию фургона.

— Я думаю, у нас получилось, — сказала она.

— Да, — кивнул Лэмб, но он не выглядел торжествующим. — Я тоже так думаю.

Они миновали еще один поворот виляющей между холмами дороги, которая шла мимо полузамерзшего ручья — зазубренный лед наползал от каждого берега, едва не смыкаясь на стремнине.

Шай не хотелось разговаривать. Но раз уж мысль засела у нее в голове, не давая покоя от самого Бикона, не было смысла продолжать утаивать ее.

— Они будут его пытать, да? Выспрашивать?

— Савиана?

— А кого же еще?

— Это точно, — изуродованная половина лица Лэмба дернулась.

— Не радует.

— Действительность всегда мало радует.

— Он спас меня.

— Да.

— И тебя.

— Верно.

— И мы какого-то хрена бросим его без помощи?

Лицо Лэмба снова дернулось, задвигались желваки на скулах, он сердито смотрел перед собой. Чем дальше они уходили от гор, тем больше редел лес, в усыпанном звездами ясном небе сияла полная круглая луна, заливая светом плоскогорье. Широкое, каменистое, покрытое колючим кустарником и ковром сверкающего снега пространство выглядело так, будто здесь никогда не было жизни. Через него, словно рана от меча, протянулась старая имперская дорога. Шрам на земле, ведущий в Криз, который спрятался за темными холмами на горизонте.

Лошадь Лэмба замедлила шаг, а потом остановилась.

— Будет стоянка? — спросил Маджуд.

— Ты пообещал быть моим другом до конца жизни, — сказал Лэмб.

— Да, так и было, — кивнул торговец.

— Тогда езжай. — Лэмб оглянулся, развернувшись в седле. Позади, над заросшими лесом горными склонами полыхало зарево. Наемники разложили в середине Бикона огромный костер, чтобы осветить свой праздник. — Дорога хорошая, луна будет светить долго. Не останавливайся до утра, гони лошадей быстро, но размеренно. Завтра ты будешь в Кризе.

— Куда торопиться?

Лэмб вздохнул, выпустив облачко пара в звездное небо.

— Будут неприятности.

— Мы возвращаемся? — спросила Шай.

— Ты нет. — Тень от полей шляпы падала на его лицо, и только глаза горели в темноте. — Я.

— Что?

— Ты отвозишь детей. А я возвращаюсь.

— Ты сразу так задумал, да?

Он кивнул.

— Только хотел, чтобы мы отъехали подальше.

— У меня было мало друзей, Шай. Еще реже я поступал правильно. Можно посчитать на пальцах одной руки. — Он поднял кулак, глядя на обрубок среднего пальца. — Даже по пальцам этой руки. Все идет так, как должно идти.

— Ничего подобного. Я не позволю тебе идти одному.

— Позволишь. — Он заставил коня подойти ближе, глядя Шай прямо в глаза. — Знаешь, что я почувствовал, когда мы перевалили через холм и я увидел, что ферму сожгли? До того, как возникли горечь, страх, жажда мести? Знаешь?

Она сглотнула пересохшим горлом, не желая отвечать и не желая знать ответ.

— Радость, — прошептал Лэмб. — Радость и облегчение. Потому что я сразу понял, что должен делать. Кем я должен быть. Сразу понял, что могу положить конец десяти годам притворства. Человек должен быть тем, кто он есть, Шай. — Он снова посмотрел на руку и сжал четырехпалый кулак. — Я не испытываю… злости. Но то, что я делал. Как это можно назвать?

— Ты не злой, — прошептала она. — Ты справедливый.

— Если бы не Савиан, я убил бы тебя в пещерах. И тебя, и Ро.

Шай поперхнулась. Это она и сама отлично понимала.

— Если бы не ты, мы никогда не вернули бы детей.