Первым делом самолёты. Семейный альбом

Мне кажется, справедливее начинать с другого. Всюду в мире есть такие неудобные для взрослых мальчики, что обожают задавать "невозможные" вопросы. Например: почему один человек может плавать, а другой... как топор? Так вот маленький Альберто был именно из такой породы мальчиков — ему непременно нужно было узнать, почему люди не летают? А когда несколько позже он узнал, что люди летают — есть такие авиаторы, это открытие лишило его покоя.

Очутившись в конце прошлого века во Франции, он, восемнадцатилетний, чуть ли не прежде всего завел знакомство с одним из аэронавтов. Он мечтал подняться на воздушном шаре, чтобы испытать ощущение полета. Первая попытка оказалась неудачной: аэронавт оказался жмотом и заломил такую цену за полет, что Сантос-Дюмон, хоть и сын очень богатых плантаторов, отступился. И... тут, пожалуй, не трудно будет заметить первое проявление характера— годом позже он слетал. Другой авиатор свозил его в небо за пятьсот франков. Тоже, между прочим, не дешево, но эта сумма Альберто не остановила.

Оставшись на долгое время во Франции, Сантос-Дюмон задал сам себе несколько неожиданный вопрос: "А почему аэростаты строят непременно больших размеров?"

Он решает испытать судьбу и построить, так сказать, свой персональный аэростат-малютку, всего в 100 кубических метров объемом.

Чтобы такой шарик мог поднять его в небо, надо соорудить оболочку из самой-самой тонкой, тончайшей ткани. Сантос-Дюмон останавливает свой выбор на китайском

Альберто Сантос-Дюмон

натуральном шелке. Это дорого, но, кто заказывает музыку, рассудил начинающий авиатор, тот должен платить.

Оболочка получается, к удивлению опытных аэронавтов, немыслимо легкой! Он заказывает корзину. Ему приходится до хрипоты спорить, торговаться не из-за стоимости заказа — из-за веса!

В результате первый аэростат Сантос-Дюмона вместе со всем оборудованием весит не более двадцати килограммов. Он способен принять тридцать килограммов балласта в корзину и самого Альберто.

Злые языки острят: аэростат для куклы!

Но Сантос-Дюмон поднимается над Парижем, он парит над городом, и... злые языки умолкают, на смену им приходят мастера пера и кисти, мастера сатиры — Сантос-Дюмон делается их любимым персонажем. Но это его не сильно огорчает: реклама способствует популярности дерзкого авиатора. Ведь уже в то время было известно: реклама — двигатель торговли. Всякое новое начинание развивается быстрее и легче, если о нем узнают и заинтересуются возможно больше людей.

Он летает много, смело, он строит новые баллоны, он не однажды падает, терпя множество поражений, но остается верен баллономании, поразившей его, словно болезнь. Впрочем, жизнь не только наказывает упрямого бразильца, но и учит. И вскоре, сделавшись одним из самых популярных аэронавтов французской столицы, он объявляет: воздушный шар — игрушка ветра, надо соединить баллон и мотор, поставить на машину гребной воздушный винт, оборудовать новый снаряд рулями!.. Весь Париж потешается: этот безумец хочет разжечь свечу под пороховой бочкой, на которой он будет сидеть! В баллоне взрывоопасный водород... а рядом будет мотор... Образумь его, Господи. Такой молодой еще. И чего ему не хватает?

А Сантос-Дюмон строит один за другим одиннадцать управляемых аэростатов. Он летает, осваивая искусство маневрирования на аппаратах легче воздуха. На аэростате №6 19 октября 1901 года он облетает вокруг Эйфелевой башни. Едва ли кто-нибудь может описать это событие лучше самого аэронавта.

"Утром метеорологическая обсерватория оповестила меня, что на высоте Эйфелевой башни ветер дует со скоростью около 6 метров в секунду. Я вспомнил с улыбкой, как всего три года назад я был горд и счастлив, убедившись, что мои аэростаты движутся в штиль со скоростью... целых семь метров в секунду... На один метр быстрее ветра, с которым мне придется бороться сегодня.

Ветер дул сбоку и относил мой корабль, что, понятно, мешало маневрированию. Я решил подняться не менее чем на десять метров выше верхушки башни. Этот маневр отнимал лишнее время, но зато я избегал опасности быть прижатым ветром к самой башне.

Я поднялся в Сен-Клу в 2 часа 42 минуты пополудни.

Достигнув Эйфелевой башни, я круто переложил руль и стал огибать ее громоотвод, описывая круг диаметром приблизительно пятьдесят метров. Было 2 часа 51 минута. Значит, в девять минут я прошел пять с половиной километров".

Чуточку терпения, читатель, и вы поймете, почему так пристально следил за минутной стрелкой наш герой.

"Едва я отошел от башни Эйфеля на полкилометра, как мотор, который раньше работал отлично, вдруг закапризничал. Несколько минут я был в мучительной неизвестности, что делать дальше. Наконец я бросил руль и стал осматривать мотор, пытаясь устранить неполадку. Тем временем аэростат очутился над лесом и стал снижаться...

А минуты бегут, и так близок срок возвращения! Стоит прозевать мгновение, и я потеряю право на получение приза...

В 3 часа 11 минут 30 секунд я пронесся над головами зрителей, когда до срока оставалось еще тридцать секунд..."