Пес государев

Осень дождем мелким рыдает. Дороги все развезло, как мужика пьяного после баньки. Кони копытами скользят, грязью по самые седла забрызганы. Небо серое тучами низкими хмурится. Едут опричники по дороге в слободу Александровскую докладать Царю о подвиге. Еще волость одна к царской вотчине присоединилась. У опричников вся одежда гарью да кровью людской пропиталась. Но не видно того, ведь одежа вся черная, кромешная.

 

Глядь, посередь дороги обоз небольшой стоит. Пять телег да пара наездников. У одной телеги колесо отвалилось. Чинят его служки церковные, подолы ряс за пояс заткнув. В той телеге человек, в схиму укутанный. Руками на посох опирается да на картину осеннюю тоскливую смотрит.

 

Федька коня пришпорил да прямиком к телеге направился.

 

– Куда путь держите? Что везете? – незнакомца окликивает.

 

– Здравствуй, мил человек! – незнакомец ему отвечает, голову подняв. А из глаз его серых такие спокойствие и благодать льются, что у Федьки сердце заходится.

 

– И тебе не хворать, отец, – Федор голову клонит слегка. – Назовись слуге государеву!

 

– Филипп я, игумен Соловецкий, – тот отвечает да руку Федьке протягивает.

 

Федька к руке припадает да на Филиппа глазами прищуренными смотрит. Не обидела природа-матушка игумена. Статный да ладный. В плечах широк, руки сильные, лицо доброе в морщинках мелких. А глаза… Будто в душу глядят да все твои грехи видят.

 

– А я кравчий государев. Федор Басманов. Дозволь тебя в слободу сопроводить? – Федька у Филиппа спрашивает. – Государь про тебя сказывал. Ежели хочешь, я коня тебе дам доброго. Войдем в слободу плечом к плечу. Как равные.

 

– Не ровня мне палач царский, – Филипп ему отвечает. – Так что езжай к своему хозяину да доложи ему о своих деяниях зверских, что в вотчине сотворил. А я и в телеге доеду да дорогой души тобой убиенные оплакивать стану.

 

Федька ничего ему не ответил. Усмехнулся только злобно да коня нагайкой ошпарил. Взвился под ним конь вороной, копытом о дорогу раскисшую ударил да грязью схиму Филиппа обдал.

 

«А я разумел, что мы подружимся! – Федька думу думает. – А ты решил, видать, все к своим рукам прибрать? Не выйдет, игумен Соловецкий! И на тебя дыба да костер найдутся! Погоди! Вспомнишь еще Федьку Басманова!»

 

========== Глава 23 ==========

 

Мухи белые с неба сыплются на землю, от дождей размокшую. Деревья у дороги стоят голые, словно покойники в саванах истлевших. Костры на сторожевых башнях чадят да в небо серое дым черный пускают. Собака уличная по грязи бредет, хвост поджав, да поскуливает от голоду.

 

А Царь из храма не выходит. Денно и ношно молится да беседы с игуменом Филиппом ведет задушевные.

 

– Совсем я заблудился в мыслях своих, Филипп, – говорит он Колычеву. – Будто в лесу темном брожу. А вокруг токмо волки воют да глаза филинов из темноты светятся. И некому меня из лесу того вывести!

 

– Все мы странники в жизни этой, государь, – Филипп ему руку на плечо кладет да похлопывает. – Кто знает, что предначертано, идет своей дорогою смело. Кого с пути сбивают советом глупым. А кто, как ты, в потемках плутает. Тебе нужно свет увидеть, государь. На свет все проще идти.

 

– Я думал, что видел свет и шел на него, – царь вздыхает да с лавки поднимается. – Только тот свет огнями болотными оказался. Засосало меня по самую шею.

 

– Скажу по чести, государь, – Филипп хмурится. – Не по нраву мне то, что ты творишь. Сколько душ невинных загубил! Сколько судеб поломал. А все из-за чего?

 

– Из-за чего? – Царь скалится. – Ну-ка, просвети меня. На то ты и слуга божий!

 

– А ты не скалься! – игумен посохом об пол стукает. – Все из-за обиды детской! Да, досталось тебе во младенчестве, так зачем на всем боярстве отыгрываться? И детей боярских губить неча!

 

– Дык яблоко от яблони… – Царь начинает, но Филипп движением руки его останавливает.

 

– Сын за дела отца своего не в ответе!

 

– Ты кому рот затыкаешь? – Царь взвивается да коршуном к Филиппу подлетает.

 

– Так тебе, государь, – спокойно Филипп отвечает и смело навстречу Царю встает. – Вокруг тебя одни подхалимы да угодники. Кто тебе еще правду в глаза скажет, как не друг?

 

– Верно молвишь, – Царь разом успокаивается, лишь взглянув игумену в глаза чистые. – Токмо обещай мне, Филипп, всегда правду-матку говорить!

 

– Обещаю, государь, – Филипп отвечает да на лавку обратно Царя усаживает.

 

– Уважь просьбу мою, батюшка! – Царь игумена за руку берет да к груди своей прижимает. – Займи престол Московской митрополии, прими митрополичий сан!

 

– Коли обещаешь, что слушать меня станешь, соглашусь сан принять, – Филипп ему кивает. – Верой и правдой служить буду. На том крест целую, – и крест с груди своей к губам подносит.

 

 

А тем временем в доме своем Федька у оконца сидит да отваром липовым с медом янтарным балуется. Супротив него Варвара, глаз с супруга не сводит.

 

– Чего-то ты, Феденька, смурной? Не уж-то приключилось чего? – говорит да к мужниной руке тянется.

 

– Не твого ума дело, – Федька не со злобой ей бросает.

 

– Дык может, я пособить чем смогу? – Варвара не унимается.

 

– Твое дело счас мое дитя носить, – Федька от жены отмахивается да к окну отворачивается.