Пес и волчица

-- Завтра.

-- Нам надо бы еще людей себе сосватать.

-- Я помню. Придется поторопиться. Отдых отменяется.

-- Не думаю, что это сильно понравится нашим, -- осторожно заявил Аристид.

-- Да уж точно, -- согласился Эвдор, -- но дело того стоит. Судьбу, Аристид, надо хватать за хвост, а то улизнет.

-- Похоже, все получилось, как хотел Койон. Мы отдались под крылышко Зеникета. Тот-то он будет рад. Я Койона имею в виду.

-- Все идет, по-моему, -- возразил Эвдор, -- кстати, а почему тебя зовут Эномаем? Я не заметил, чтобы ты хоть сколько-нибудь захмелел, хотя выпил много больше меня.

-- Потому и зовут Дурным Вином, пьяницей. Пью много и почти не пьянею. Похмелья уж точно никогда не бывает.

-- Полезное качество, хотя... Иной раз так хочется нажраться.

-- Да уж. Страдаю страшно. А почему тебя зовут Крысоловом?

Глава 9. Питана

-- Солнышко светит, птички поют, -- тессерарий[128]

Луций Барбат блаженствовал, -- вроде все, как у нас, в Этрурии, а приглядишься - и небо другое, и море, и трава другая.

-- Чем тебе небо-то не угодило? -- Север откинул полог палатки и вышел наружу, зябко поеживаясь, -- чего-то не жарко сегодня.

-- Хорошо-о, -- протянул тессерарий, сидевший на деревянном топчане возле трибунской палатки, -- самое оно. К полудню так парить начнет, что держись.

Север покинул тень палатки, прищурился, взглянув на поднимающееся солнце.

-- На солнце уже припекает, а в тени холодно.

-- Как в пустыне. Там ночью зуб на зуб не попадает, а днем железо плавится.

-- А ты был в пустыне-то? -- недоверчиво спросил Север.

-- Не был, только слышал. От ветеранов, что с Югуртой воевали. В горах тоже так бывает, высоко, где снег. В горах я был, как сейчас помню, небо голубое, солнце яркое-яркое и снег сверкает. Смотреть нельзя, так и ходишь зажмурившись.

-- Это где ж ты в Этрурии горы-то нашел, со снегом?

-- Зачем в Этрурии. В Альпах. Я в легионе Тита Дидия служил, так мы как горные козлы по скалам ползали.

-- Ни разу не видел, чтобы козлы ползали, -- усмехнулся Квинт, -- я тоже служил у Дидия, но не помню, чтобы он переходил через Альпы.

-- Я служил в восьмой когорте Второго легиона. Посылали нас как-то на самую верхотуру за одним делом, -- Барбат расшнуровал калигу и вытряхнул из нее маленький острый камешек, раздражавший ступню.

-- Второй Испанский?

-- Он самый, который в Союзническую войну переименовали в Четвертый, а потом расформировали.

Север потянулся до хруста в суставах.

-- Сейчас в баню бы. В настоящую, с парной, с бассейном. Пропотеть, как следует, грязь соскрести. Чтобы раб толковый мышцы размял... Мотаемся по лагерям, день тут, день там, сарай с печкой некогда построить. Так скоро вши заведутся.

-- В конце Союзнической, вошли мы в Помпеи, там я побывал в Стабиевых Банях. Эх, скажу тебе, командир, -- мечтательно пропел тессерарий, - вот это заведение! Целый квартал занимает. Все выложено мрамором, мозаика, статуи кругом. Даже палестра греческая есть!

Квинт заметил рядом с тессерарием деревянное ведро.

-- Это что у тебя тут? Вода? Полей-ка на руки.

Трибун стянул тунику через голову. Вода была холодной.

-- Давай теперь, на шею лей. Ага, хорррошо.

Квинт довольно фыркал и отплевывался. Закончив, потряс головой, как пес, прогоняя воду из волос. Оделся.

Барбат протянул трибуну покрытую воском дощечку-тессеру, от которой и произошло название его должности. Север раскрыл половинки тессеры, между которыми было заложено стило, костяная палочка для письма и задумался.

-- Ну что у нас вчера было? "Гнев Юпитера?" А позавчера "Слава Мария". Кто хоть придумал-то такое. Магий что-ли? "Слава Магия" видать хотел, да постеснялся.

Луцием Магием звали трибуна легиона Близнецов, второго из легионов Фимбрии, названного так, поскольку он был образован слиянием двух других расформированных соединений. Накануне Магий, согласно очереди, распоряжался постами.

-- Давай-ка что-нибудь поинтереснее родим, -- сказал трибун, выводя буквы по воску, -- "кап-кан... для...".

Север сложил дощечку и протянул тессерарию:

-- Пароль на сегодня -- "Капкан для Диониса".

-- Намек на этого, что-ли? -- Барбат мотнул головой в сторону крепостной стены Питаны.

-- На этого.

В Понтийском царстве полагалось считать, что Митридат, на самом деле -- бог Дионис.

-- А не боишься?

-- Кого?

-- Диониса.

-- Митридата?

-- Нет, того Диониса, -- тессерарий указал рукой на небо.

-- Не боюсь. Свободен, тессерарий!

Барбат отсалютовал и мгновенно скрылся. Север посмотрел на башни Питаны. Вспомнилось недавнее:

"На Акрополь! Захватим Митридата!"

Ага, захватили.

"Чего богов бояться, когда они, как зайцы бегают?"