Лагерь гудел, как потревоженный пчелиный улей, хотя количеством обитателей и их поведением, скорее походил на муравейник. Легионеры в светло-серых рабочих туниках деловито сновали взад-вперед, занимаясь обычными повседневными делами: таскали воду, разжигали очаги для приготовления пищи. Всадник обогнал когорту, вооруженную кирками и лопатами, марширующую в сторону десятинных ворот[170]
. Легионеры направлялись на строительство новой дороги из расположенного неподалеку города Делий в Танагру: Сулла не допускал праздности солдат и придумывал для них какую-нибудь стройку, даже когда она была не особенно нужна. Строителей сопровождали две центурии охранения в доспехах и с оружием. В дальней части лагеря и снаружи, за десятинными воротами, слышались отрывистые окрики, стук деревянных мечей и топот сотен ног: центурионы гоняли молодых, вчерашних новобранцев. Впрочем, молодыми они оставались весьма условно, успев побывать не в одном бою, ведь Сулла не получал подкреплений с момента переправы в Грецию.
Всадник спешился у претория[171]
, не глядя кинул поводья одному из часовых и отдал честь трибуну.
-- Они приближаются!
-- Чего ты орешь, -- поморщился трибун, однако кивнул и скрылся внутри огромной палатки.
Всадник не успел сосчитать до двадцати, как трибун вышел наружу вместе с немолодым человеком, облаченным в дорогие доспехи, застегивающим на плечах пурпурный полудамент[172]
. Сулле подвели коня, один из подбежавших солдат, присел на колено, послушно подставив спину. Усевшись верхом, пятидесятидвухлетний полководец принял из рук трибуна позолоченный шлем, украшенный пышным султаном из крашенных в алый цвет страусовых перьев.
У претория собрались легаты и множество солдат. Сулла огляделся по сторонам, словно ища кого-то, и обратился к трибуну:
-- Клавдий, быстро позови Марка.
-- Уже послал за ним.
-- Хорошо. Мурена, ты здесь?
-- Здесь, командир.
-- Ты готов?
-- Так точно, первая когорта Счастливого построена у Преторианских ворот.
-- Не слишком ли мало? -- поинтересовался легат Гортензий.
-- Сколько их? -- спросил Сулла у вестника.
-- Тысяча.
-- Вот видишь, Луций, все как он и обещал. Оттого, что мы выйдем навстречу меньшим числом, его унижение меньше не станет. Нам ли бояться этого болотного сидельца? После Орхомена-то.
Подошел, вернее, подбежал квестор[173]
, ему так же подвели коня.
-- Марк, ты заставляешь себя ждать.
-- Не повторится, -- квестор покраснел, как мальчишка. Он действительно был довольно молод.
Собравшиеся у претория легионеры возбужденно загомонили: из лагерного святилища торжественно вынесли Орла Первого Счастливого легиона[174]
, наиболее боеспособного из войск Суллы. Командир легиона, Луций Лициний Мурена, лично принял обвитое красными лентами древко из рук знаменосца-аквилифера, пока тот садился верхом, и поднял Орла над головой высоко, как только мог. По рядам легионеров прокатилась волна восторженного рева:
-- Император[175]
! Император!
Сулла пустил коня шагом, свита последовала за своим полководцем, а вокруг, во все стороны, растекалась многоголосая река солдатского ликования.
-- Красиво, словно на триумф собрались, -- заметил Сулла, из-под приложенной козырьком ладони рассматривая приближающуюся голову колонны понтийских всадников.
-- Ты ожидал, что они будут все в болотной тине, Корнелий? - поинтересовался Мурена.
Гортензий хохотнул.
Пышная кавалькада была расцвечена золочеными знаменами Эвпатора. Всадники, едва помещаясь по восемь в ряд на узкой дороге, ведущей из Фив в захолустный Делий, известный прежде лишь древним святилища Апполона, приближались неспешной рысью. Позади отряда из двадцати телохранителей, на высоком сером жеребце ехал человек в черненном, украшенном золотой чеканкой мускульном панцире и таких же поножах. На голове его красовался аттический шлем с белоснежным волосяным гребнем, старого типа, из тех, что активно использовались лет двести назад. Телохранители имели шлемы попроще, беотийские с довольно широкими, как у шляпы, полями и конскими хвостами на макушке. Доспехи их так же не были столь роскошными, но и не бедными, ибо свита полководца должна производить впечатление в любой ситуации, даже когда она сопровождает его, неоднократно битого, на встречу с победоносным противником.
Сулла, глаза которого с возрастом приобрели дальнозоркость, в ущерб ближнему зрению, еще издали смог разглядеть лицо своего врага, мелькающее за спинами его воинов, и по его выражению заранее пытался предугадать мысли и намерения Архелая.
Митридатов стратег, главнокомандующий всеми царскими силами в Греции изо всех сил старался выглядеть спокойным, как скала, но взгляд его, скользящий по стройным шеренгам легионеров, выдавал немалое внутреннее напряжение.
Процессия остановилась примерно в полустадии от римлян. Архелай выехал вперед и замер. Сулла так же не двигался. Вот он-то как раз производил впечатление несокрушимого утеса.
Выждав немного (преисполненным значимости не следует спешить, ни в какой ситуации), Архелай пустил коня шагом. Телохранители последовали за полководцем.