Пес войны

— Верите ли, я этот вопрос сам задавал себе неоднократно, — отозвался Гирхарт. — Но вразумительного ответа найти так и не смог. Наверно, такова была воля Богов. Я даже не могу сказать, что будь у меня возможность вернуться назад, я поступил бы иначе. Нет, скорее всего, пошёл бы по той же дорожке.

Он взял сброшенную на время тренировки куртку и натянул её. Потом глянул на Каниэла и улыбнулся.

— Сожалеть о том, что было — бесплодное занятие. Мы живём в том мире, в каком живём, и нужно принимать его таким, каков он есть. Я наворотил кучу глупостей, признаю, но я пытаюсь их исправить. И это всё, что я могу сделать. Если я ударюсь в покаяние или удавлюсь, никому легче не станет.

— А кое-кому станет тяжелее, — заметил Каниэл. Куча глупостей, надо же… — Впрочем, это мнение разделяют не все. Недавно я имел интересный разговор с господином Орнареном…

— Вот как? — взгляд Гирхарта стал острым. — И что же, он полагает, что если я покину сей бренный мир, он станет лучше?

Каниэл кивнул.

— И он намерен предпринять для этого какие-то шаги?

— Насколько я понял, да. Но какие именно, мне неизвестно.

Вот и всё. Река перейдена, мост сожжён.

Гирхарт некоторое время постоял, глядя куда-то перед собой, потом медленно кивнул своим мыслям и едва заметно усмехнулся.

— Ну что ж… Благодарю вас, господин Лавар.

Он не добавил, что не останется в долгу, и Каниэл был ему за это благодарен. Получать награду за донос ему не хотелось.

ГЛАВА 9

Шармас, получив соответствующие инструкции, ушёл, и Гирхарт задумался, как ему быть дальше. Как далеко простирается заговор, он не знал, и когда планируется исполнение задуманного заговорщиками — тоже. Хотя вряд ли это произойдёт в ближайшее время. Судя по всему, заговор ещё только готовится, Орнарен лишь присматривается к окружающим на предмет вербовки. Но с другой стороны, раз она уже началась, тянуть он тоже не станет. С расширением круга посвящённых возрастает и риск, а значит, теперь надо действовать быстро. Из чего следует, что в запасе у Гирхарта есть хорошо, если месяц, ну может, два, если очень повезёт.

Невольно вспомнился единственный заговор, в котором довелось принять участие ему самому. Заговор рабов Сарнана, планирующих массовый побег и последующую борьбу. Тогда они около года строили планы, налаживали связи, и всё это — маленьким кружком в пять человек. Вербовка новых участников началась лишь тогда, когда всё было обдумано и готово. Сейчас ситуация другая, но все заговоры похожи друг на друга, и если Орнарен не полный идиот (а в этом господина канцлера ну никак не упрекнёшь), он будет действовать сходно.

Гирхарт тряхнул головой. Ни к чему бесконечно переливать из пустого в порожнее. Что мог, он сделал, теперь остаётся лишь ждать результатов. Можно, конечно, арестовать Орнарена прямо сейчас и устроить ему допрос с пристрастием, но так он спугнёт остальных и, возможно, заставит их действовать быстрее, чем намечалось. Лучше выждать. Кто предупреждён, тот вооружён, спасибо Каниэлу, наступившему на горло чести нобиля. Не ради самого Гирхарта, разумеется, ради блага государства. Надо будет, кстати, подумать, как продвинуть его по службе. Пост, который Лавар занимает сейчас, достаточно высок, но он явно способен на большее. Только не сию минуту, а какое-то время спустя. Нет никаких гарантий, что удастся выловить всех заговорщиков, да и сочувствующих у них, безусловно, хватает, так что если повышение Каниэла совпадёт с раскрытием заговора, кто-то может заподозрить, что это награда за услугу определённого рода. Ни к чему вдобавок награждать юриста ещё и совершенно не нужными ему врагами.

Расчёты, расчёты… Когда он в последний раз делал что-то по зову сердца, просто потому, что так захотелось? Когда в последний раз был искренен? Гирхарту вспомнился один его давний разговор с Таскиром, ещё в те времена, когда две повстанческие армии были вместе, но уже ясно было, что их пути вот-вот разойдутся. Тогда Таскир упрекнул Гирхарта в нечестности по отношению к своим людям, которые для него — не более, чем жертвенные овцы, и он, как обученный баран на бойне, ведёт их под нож ради одному ему ведомой цели. Тогда Гирхарт лишь усмехнулся в ответ: «Честность, Таскир? А когда мы, скажи на милость, были честны? Когда планировали массовый бунт, чтобы, заслонившись чужими телами, выиграть время? Или когда ворвались в наш барак с криком, что нас раскрыли и сейчас повяжут, чтобы убедить наших товарищей, что обратный путь закрыт? Честность… Не поздновато ли ты вспомнил о честности?»

В общем-то, Таскир был прав, конечно. Людей Гирхарт и тогда, и сейчас, оценивал лишь с точки зрения полезности для своего дела. Тот же Каниэл для него ценен и преданностью, и деловыми качествами, и именно поэтому и симпатичен. Но повернись обстоятельства иначе, потребуй интересы государства им пожертвовать, и Гирхарт сделает это. Разумеется, он постарается найти какой-то иной выход, обидно терять столь полезного человека, но если окажется, что так будет выгоднее всего…