Новые факты появились неделю спустя. Шармас продолжал активно искать подходы к прислуге подозреваемых в заговоре, и вскоре один из слуг донёс, что слышал весьма любопытный разговор. Речь в нём шла о вариантах устранения императора. Участники беседы склонялись к яду, но обсуждали и другие возможности. В принципе этого свидетельства было достаточно, чтобы отправить всех их в допросную камеру, тем более что слуга был не рабом, а свободным человеком, за что-то обиженным на своего хозяина. Однако Гирхарту хотелось раздобыть доказательства повесомее. Всё как следует обсудив и взвесив, они с Шармасом решили попытаться спровоцировать заговорщиков на активные действия, чтобы схватить их за руку. Риск, конечно, был, но Гирхарт решил, что игра стоит свеч.
В одно прекрасное утро Гирхарт пригласил к себе одного из участников приснопамятного разговора по имени Риджарт. Тот явился сразу же, как и положено являться на зов коронованных особ. Не зная, что его ждёт, Риджарт, судя по всему, пребывал в превосходном настроении, но радостная улыбка сползла с его лица, когда он встретил ледяной взгляд императора.
— Что это такое? — холодно спросил Гирхарт вместо приветствия, швырнув ему через стол свиток пергамента.
Тот недоумённо развернул. Это было адресованное ему письмо, начинавшееся словами «Мой дорогой Совёнок» и подписанное «Твой Кузнечик», и в нём подробно и в самом непринуждённом тоне излагались «за» и «против» разных способов убийства императора. Побледневший Риджарт поднял глаза на Гирхарта.
— Ну, и что это такое? — повторил Гирхарт. — Вы можете это объяснить, господин финансовый советник?
— Это… Ваше Величество, это клевета! Это подделка!
Гирхарт знал, что это подделка, более того, он знал, кто её изготовил по приказу Шармаса. Но сейчас он недоверчиво поднял бровь:
— Вот как?
— Клянусь Вам, Ваше Величество!
— Вы знаете, кто это написал?
— Нет, Ваше Величество!
— Письмо было перехвачено на тининской границе. У вас там есть родственники? Друзья?
— Я… Я не знаю, Ваше Величество.
— Странно. Тинин сейчас — часть нашей Империи. Вступить в переписку с его жителями или даже поехать туда больше не является государственной изменой. Так что же, вы даже не пытались разыскать ни родных, ни друзей?
— Пытался, Ваше Величество, — выдавил несчастный Риджарт, — но безрезультатно.
— Что ж, предположим, что я вам верю. Но всё же факт остаётся фактом: это письмо адресовано вам, причём его тон не оставляет сомнений, что автор с вами на дружеской ноге. У вас есть объяснение этому обстоятельству?
— Я могу лишь предположить, Ваше Величество, — Риджарт уже взял себя в руки, хотя и оставался белым, как полотно. — Вероятно, это козни моих врагов, стремящихся опорочить меня в глазах Вашего Величества.
— Да-да, разумеется, — кивнул Гирхарт. — Враги и завистники, конечно, есть у каждого, так что можно смело валить всё на них.
— Ваше Величество, — финансовый советник сцепил руки, — я умоляю Вас, дайте мне возможность оправдаться. Клянусь, я сумею доказать свою невиновность.
— И, может быть, даже сумеете назвать мне имя написавшего?
— Да, Ваше Величество, — смело кивнул Риджарт.
— Ну, что ж… Даю вам десять дней сроку. И помните — вы взяли на себя серьёзные обязательства, Риджарт. Очень серьёзные.
Риджарт откланялся и ушёл. Гирхарт задумчиво посмотрел ему вслед. Теперь заговорщики будут действовать быстро, даже если поймут, что это провокация. В делах о государственной измене можно обойтись вообще без улик, хватает одного подозрения, а доказательства добываются в процессе следствия. И если власти что-то узнали, единственный способ спастись — опередить их. А значит, всё решится в ближайшие несколько дней.
Праздник Урожая отмечают все, каким бы богам они не молились. Поэтому с падением Коэны обычай устраивать в середине осени большие гулянья не отошёл в прошлое, тем более что коэнские боги с разрушением своего оплота отнюдь не ушли, а лишь потеснились, давая место многочисленным пришельцам со всех концов света, приведённым бывшими рабами, ныне же — свободными гражданами Сегейрской империи. Как и прежде, столы накрывались прямо на улицах, вино лилось рекой, ненадолго уравнивая между собой слуг и господ. Сегодня самый последний из полевых работников мог поцеловать хозяйку, не забыв, правда, убедиться, что её супруга нет поблизости.