Песчаная роза

В его голосе прозвучала настороженность. Вино развязало язык, и Ксения ответила:

– На свете нет ничего, что было бы вам непонятно. И уж точно нет ничего такого во мне.

– Думаю, вы преувеличиваете. – Он пожал плечами. – Впрочем, я об этом не думаю. Надеюсь, в ближайшие дни вам выдадут какую-то бумагу, с которой я смогу посадить вас на паром до Марселя.

Его слова будто обухом по голове ударили. То есть она, разумеется, понимала, что Сергей Васильевич не станет возиться с ней вечно, но от сознания того, что он исчезнет из ее жизни навсегда, и совсем скоро, свет померк у нее в глазах.

– Но кто же мне выдаст эту бумагу? – стараясь не выказать своих чувств, спросила Ксения.

– Местные власти, – бесстрастно ответил он. – Вы ведь хотели добраться до французского гарнизона? Вот, добрались. Я посетил вчера колониальную администрацию и изложил вашу историю. Они сделают запрос об экспедиции вашего отца и, думаю, как-нибудь вас легализуют. Когда окажетесь во Франции, попросите нансеновский паспорт. Возможно, отец уже получил его, в том числе и для вас, просто вы пропустили это мимо своего сознания. Как и прочие существенные сведения.

Он действительно понимал про нее все.

«Я не стану думать о будущем! – со всей силой, какую дает лишь отчаяние, подумала Ксения. – Ни об одной минуте будущего. Вот он, здесь, со мною сейчас. Этого довольно!»

– Благодарю вас, Сергей Васильевич, – сказала она. – Вы сделали для меня неизмеримо много.

– Послушайте, ну нельзя же так! – Кофейная ложечка звякнула от того, как резко он положил ее на блюдце. – Что вы на всё киваете, как китайский болванчик? Скажите: хочу это, не хочу то. Выражайте свои желания, иначе никогда не поймете, что вы такое!

– Я понимаю, что я такое.

Улыбка у нее вышла жалкой.

– Вот и не стесняйтесь себя. Говорите что хотите. Сказали же, что хотите съесть это жуткое пирожное.

Пирожное, лежащее перед нею на десертной тарелке, называлось Сент-Оноре. Поверх высокой белой кремовой шапки оно было украшено золотой глазурью.

– Что же в нем жуткого? – удивилась Ксения. – Оно такое красивое!

– Отвлеклись от самобичевания? – Сергей Васильевич неожиданно улыбнулся. – Ешьте свое Сент-Оноре. Надеюсь, это по крайней мере вкусно.

От того, что лишь на мгновенье сверкнуло в его глазах с этой краткой улыбкой, у Ксении перехватило дыхание. Счастье заполнило ее всю, до последней клетки тела и до последней частицы того, из чего состоит душа.

И никуда оно не ушло, это счастье, ни через день, ни через два, ни через все дни, которые она проводила на террасе в Верхнем городе, с трепетом сердечным прислушиваясь к его шагам, если он был дома, и с замиранием сердца дожидаясь их, если его не было.

Глава 25

Когда назавтра после модного магазина и французского ресторана Ксения выразила намерение сходить на базар за провизией и что-нибудь приготовить, Сергей Васильевич сказал, что в этом нет необходимости, потому что он уже нанял женщину, которая этим займется.

– Ходить на базар одна вы здесь не сможете, – объяснил он. – А сопровождать вас туда у меня нет ни времени, ни, извините, желания.

Несколько раз он водил Ксению ужинать на набережную. Точнее, просто брал ее с собою, если шел в ресторан. О том, что вообще-то Сергей Васильевич не нуждается в ее обществе, красноречиво свидетельствовало то, что ни по дороге на набережную, ни за столом он ни о чем ее не расспрашивал и ничего не рассказывал о себе, ограничиваясь беседой о погоде, природе и городской архитектуре. В одном из ресторанов был дансинг, и Ксения всякий раз думала, что, может быть, они идут именно туда, но Сергей Васильевич, разумеется, проходил мимо.

По утрам являлась массивная арабка в чадре, приносила выстиранное белье, свежее мясо или рыбу, овощи и фрукты, споро утюжила одежду, готовила плов, или шурпу, или кус-кус, или еще что-нибудь на обед. Пока она этим занималась, приходил посыльный с коробкой, в которой был французский сыр, испанский хамон, крошечные сицилийские конолли или другие деликатесы. Всего этого было более чем достаточно, покупать что-либо еще, конечно, не требовалось.

Поэтому когда однажды Сергей Васильевич предложил Ксении пойти вместе на базар в Верхнем городе, она удивилась.

– Заодно осмотрим Касбу, – сказал он. – Если вам интересно.

Она не стала уточнять, что с ним ей интересно всё, а вернее, что это слово даже в малой мере не описывает того, что она испытывает от его приглашения.

Касба была похожа на любое старинное строение мусульманского Востока. Лишь память о Сервантесе, мужественном настолько, чтобы рисковать жизнью ради свободы, и чистом сердцем настолько, чтобы придумать Дон Кихота, придавала в глазах Ксении значительность этим камням. Восточных базаров она тоже навидалась предостаточно – и в Бизерте, и в оазисах, где останавливалась экспедиция, и в туарегской медине. Так что само по себе все это было ей безразлично.

– Надо что-то купить? – спросила она, когда вышли на базарную площадь, где гомонили на все лады, казалось, не только торговцы и покупатели, но сами фрукты, сладости, яркие ткани, блестящие украшения.