Песчаная роза

– Не припоминаю, чтобы ты выражал любовь к здешним местам, – заметил его собеседник. – Хотя у меня сложилось впечатление, что ты к ним вполне приспособился. Во всяком случае, мечом такуба владеешь эффектно. А главное, эффективно.

Ксения узнала и второй голос – это был тот самый человек, которого Сергей Васильевич встретил на базаре. Их близкое знакомство было теперь очевидно, и разговор ни тоном, ни смыслом уже не напоминал смолл-ток, хотя тоже шел по-английски.

– Приспособиться не значит полюбить, – ответил Сергей Васильевич. – Но в данном случае речь вообще не о любви. Я предпочел бы даже Алжир тому, что следует из твоих слов.

– Я всего лишь сообщил тебе, что мне случайно стало известно.

– Как ты думаешь, есть у меня хоть какая-то возможность остаться здесь? – спросил Сергей Васильевич, помолчав.

Его голос звучал с обычной холодностью. Но Ксения чувствовала, как сильно он взволнован.

– Даже при твоей способности существовать между дьяволом и глубоким синим морем – думаю, нет, – ответил его собеседник. – Если, конечно, ты не приобрел склонность к суициду. Но насколько я тебя знаю, этого не может быть. И уж точно не стоит твоей жизни сбор чертовых сведений о чертовых алжирских портах. Заметь, я не спрашиваю, почему они тебя вообще интересуют.

– Легко тебе это объясню. – Голос Сергея Васильевича звучал невозмутимо. – Интересуют потому, что в них может укрыться английский флот во время войны.

– Войны сейчас нет.

– Пока нет.

– Спасай свою шкуру, Айсикл, – сказал собеседник Сергея Васильевича. – А эта юная леди с тобой…

– Случайная попутчица.

– Но смотрит на тебя неслучайными глазами. Впрочем, я не удивлен.

Ксения услышала, как двигаются кресла – разговор был окончен.

– Спасибо, Док, – сказал Сергей Васильевич. – Я перед тобой в долгу.

– Нисколько, – ответил тот. – Буллинг в Оксфорде был лютый, без тебя я с ним не справился бы.

– Давно пора забыть.

– Я так не думаю. А уж здесь… Меч такуба в твоих руках не забуду никогда. Уезжай, не мешкай.

Прошелестели опавшие листья, и стало тихо. Но Ксения знала, что Сергей Васильевич не ушел вместе со своим гостем. И еще вернее знала, что мысли его сейчас тяжелы.

Только выйдя на веранду она поняла, что забыла надеть обувь и набросить что-нибудь поверх ночной сорочки. Но волнение ее было столь сильным, что такая мелочь, как предутренняя прохлада, не имела значения.

Ничто не имело значения по сравнению с тем, как он взглянул на нее. Глаза у него были как бесконечно далекие звезды.

– Вы знаете английский? – спросил он.

– У меня была подружка в пансионе. Самая лучшая. Мэри Хэтфилд. Мы всегда болтали ночами в дортуаре. Она меня называла Кэсси. Ее отец приехал во Фрайбург из Оксфордшира. Он тоже был врач.

– Почему – тоже?

– Ну, как этот Док, наверное… Я слышала ваш разговор.

– Не трудно догадаться. Иначе не стояли бы здесь, трепетная и полная сострадания. В котором я не нуждаюсь.

Он произнес это резко, даже зло. Но в его резкости Ксения чувствовала смятение так же ясно, как пять минут назад в его холодном тоне.

При ее появлении на веранде Сергей Васильевич машинально поднялся из-за стола. Они стояли теперь в шаге друг от друга. Дрожь била Ксению, будто от лихорадки.

– Не оставляйте меня, – сказала она.

– Вы сами не понимаете, что говорите. – Он поморщился. – И я тоже хорош! Мог бы сообразить, к чему приведет… все это, – произнес он сквозь зубы и отвернулся.

– Это не потому, что я боюсь остаться одна! А потому что… Я люблю вас! – глядя ему в затылок, с отчаянием проговорила она. – Мне все равно, что со мной будет. Вообще, что будет… без вас…

Он никак не отозвался на ее слова, совсем никак, даже не обернулся. Теперь Ксения не чувствовала, что с ним происходит. Но что происходит с нею, не просто чувствовала, а знала наверняка.

Она сделала еще шаг вперед и, обняв его плечи, всем телом прижалась к нему. Ей не с чем было сравнить произошедшее при этом. Весь он словно влился в нее – с его холодностью, с его тревогой, с той силой, о существовании которой она до встречи с ним даже не догадывалась.

Ксения ожидала, что Сергей Васильевич сбросит ее руки со своих плеч, быть может, оттолкнет ее, уйдет – чего угодно она ожидала. Но не того, что он вдруг обернется, положит ладонь ей на затылок, рывком притянет к себе ее голову, и его губы ударятся о ее губы, едва их не разбив.

Она целовалась несколько раз в жизни. Однажды во Фрайбурге с Гюнтером из реальной школы. Он угощал ее мороженым, и целоваться с ним ей ужасно понравилось, потому что от него по-взрослому пахло кельнской водой. Еще – в Крыму, с юнкером Колей, которого ей было жалко до слез, потому что он уходил воевать с красными. Из-за жалости она даже не поняла тогда, что чувствует от прикосновения его мягких губ.

Поцелуй Сергея Васильевича показался Ксении яростным. От того, как он сжал ее плечи, у нее перехватило дыхание. Не говоря ни слова, он приподнял ее, посадил на ломберный стол перед собою. И замер, застыл, окаменел. Она поняла, почему, и проговорила задыхаясь, но ясно:

– Я сама этого хочу.