Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы

Дорога впереди, к моему облегчению, была почти пустой. Поскольку соревнования продолжались до пяти часов, а теперь было не больше половины пятого, только несколько зрителей начали покидать спортивную площадку. Мертвецки уставший, я еле передвигал ноги, настолько погруженный в свой собственный мрак, что поначалу не обратил внимания на женскую фигуру, идущую чуть впереди так же медленно и устало. Но вдруг я увидел, кто это был, и, поспешив вперед, крикнул:

– Нора!

– Это ты! – удивленно обернулась она. – Ты бросил всех остальных?

Я жалко кивнул.

– Теренс велел мне держаться подальше от них. Я должен встретиться с ними у городской арки.

– Почему ты должен держаться подальше от них?

– У них проблемы со ставками на меня.

Она повернула ко мне бледное лицо – губы ее были твердо сжаты.

– Ты выиграл забег?

– Нет, Нора, не выиграл. Я был практически последним. Они все там были намного старше меня. У меня не было ни малейшего шанса, несмотря на все сказанное в газете.

– В какой газете?

Теперь мы шли рядом по дороге. Я достал из кармана «Рекламный Бервик», развернул его и показал ей абзац.

Она прочла его, посмотрела на меня, снова прочла, и взгляд ее устремился вдаль. Еле слышно она пробормотала что-то с такой мучительной горечью, что я был рад не разобрать ее слов. Она помолчала, а затем словно собралась с мыслями:

– Мой бедный Лоуренс, тебе не надо встречаться с ними под аркой. Ты вернешься домой поездом вместе со мной.

Это была неожиданная и яркая перспектива.

– Но разве они не будут меня ждать?

– Не будут! Не беспокойся о них, потому что они не беспокоятся о нас.

– Когда поезд, Нора?

– Без десяти шесть.

– Разве нам не надо будет пересаживаться в Эдинбурге?

– Нет. К счастью, это экспресс. Перед отъездом у нас будет время, чтобы ты поел.

– Ты тоже, Нора. – Она не ответила, и я с тревогой добавил: – Тебе все еще плохо?

– Я не совсем в форме, дорогой Лори. Но я делаю все возможное, чтобы справиться с этим. – Она облизнула губы и попыталась улыбнуться. – В последнее время нам обоим немного подгадили, но, если мы будем держаться вместе, мы сможем все исправить.

Очень медленно, поскольку Нора явно не хотела торопиться, мы добрались до города. Я думал, что весь Бервик отправился на соревнования, но улицы были запружены людьми, многие из которых, похоже, приехали из соседних деревень, а на открытом пространстве рядом с центральной площадью было устроено что-то вроде ярмарки с каруселями.

– Черт, не протолкнуться, – сказала Нора. – Должно быть, тут какой-то праздник.

Поискав, где мы могли бы поесть, она остановилась у небольшого ресторана с надписью в витрине: «Твидский лосось, вареный или жареный, 1 шиллинг 6 пенсов порция».

– Тебя лосось устроит?

– Очень, – сказал я. – Особенно жареный.

Я не пробовал лососины со времен роскошных ланчей у мисс Гревилль, казавшихся теперь такими далекими.

Мы вошли внутрь. Это была обычная столовая, с кухонными запахами и пара́ми, и настолько забитая народом, что мы с трудом нашли себе место. Нора заказала для меня лосося, а себе чай.

– Съешь что-нибудь, Нора, – попросил я ее. – Пожалуйста.

Она только покачала головой.

Пока мы ждали заказ, я сказал:

– Я все еще не могу понять, почему Теренс сказал, что у них проблемы.

– Лоуренс, дорогой, – сказала она, – не будем вдаваться в это сейчас. Это был просто грязный трюк, чтобы сделать грязные деньги. Они знали, что у тебя нет шансов на победу. Но не вини слишком сильно Теренса – он слабый и эгоистичный, но в душе он добрый. Для него это была просто забава. Донохью – вот кто виноват. Это он все придумал. – Ее голос посуровел. – Надеюсь, его там хорошо отдубасят. Хотя вряд ли. Ему, как всегда, это сойдет с рук.

Она достала носовой платок и вытерла лоб. Ее дыхание было учащенным.

Наконец человек в рубашке без пиджака со стуком поставил передо мной на стол лососину и тарелку картошки, сваренной в мундире. Это была добрая порция самой прекрасной рыбины, которая когда-либо водилась в Твиде. Я вдруг обнаружил, что голоден, и на время короткого, но интенсивного процесса поглощения пищи мои проблемы отступили. Только практически закончив с едой, я заметил, что Нора не притронулась к чаю.

– Здесь очень жарко, – оправдываясь, сказала она. – Пойду-ка ополосну лицо.

Я с беспокойством наблюдал за ней. Она была так не похожа на себя, даже когда мы шли, что я подумал: чем скорее мы сядем в поезд, тем лучше. Пока она отсутствовала, я попросил принести счет. Получилось два шиллинга и девять пенсов, и я заплатил банкнотой, которую дал мне Теренс, добавив еще три пенса «на чай» из полученной сдачи.

По главной улице мы направились к железнодорожному вокзалу. Он, к сожалению, был наверху на холме, откуда и начинался когда-то город. Хотя Нора не проронила ни слова, я чувствовал, что ей тяжело дается подъем. Но наконец мы дошли, и оказалось, что касса открыта. Я подумал про себя, что, когда мы сядем в поезд, Норе станет лучше.

Она достала кошелек и попросила два билета третьего класса до Уинтона.

– Тридцать два шиллинга и девять пенсов, пожалуйста.