Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы

Естественно, я жадно проглотил эту ценную информацию, так торопясь добраться до сути, что даже позволил своему кофе остыть. Затем я прочел все крайне внимательно – с растущим интересом и удовлетворением. Там было все, что мне нужно, на что я надеялся, чего действительно ожидал. Я закурил «Абдулла» и глубоко затянулся ароматным дымком. Какой прекрасный день! Солнце сияло в моей маленькой гостиной, певчий дрозд насвистывал за окном, в мире уважаемого Л. Кэрролла все было хорошо.

Настроение у меня было преотличное, и я никуда не торопился. В последнее время Дэвиган стала вести себя со мной совсем по-свински, и теперь я с большим удовольствием предвкушал разговор с ней. Я с должной осторожностью и осмотрительностью выбрал подходящий момент. Подождал, пока Хозяйка, которая всегда ела от пуза, отправится после Mittagessen к себе вздремнуть. Мозговой трест, тщательно завернутый в одеяла, был уложен на матрас, на солнечной стороне террасы. Из своего окна я увидел Дэвиган, идущую наискосок к шале. Я дал ей десять минут, а затем неторопливо вышел во двор.

Всю эту неделю шел сильный дождь, растопив почти весь снег, и пастбища под нами снова свежо зазеленели. Выпущенные ненадолго коровы, звеня боталами, нервно обнюхивали друг друга и как сумасшедшие щипали сочную траву. Из набухшей дождем долины внизу раздавался отдаленный успокаивающий гул водопада. Весной в том глубоком озере будет форель. Мне нравилось все это еще больше, чем прежде, и скоро это снова станет гарантированно моим.

Я постучал в дверь шале и подождал. Ответа не было. Я вошел, и поскольку она не слышала меня, то застал ее во всей ее непосредственности.

Она была в маленькой кухне за гостиной, где, закатав рукава блузки, гладила рубашки Даниэля и, вы не поверите, пела. Я никогда раньше не слышал, чтобы она пела, причем у нее был неплохой голос. Девяносто девять процентов шотландских песен печальны, они о неслучившихся свиданиях, скрывшихся возлюбленных, утонувших дочерях мельников или об откровенных жалобах, перемешанных с сентиментальной тоской по островам, озерам, холмам и вереску, – обо всем, что в основном и делало из страны бедную, страдающую, никому не нужную, отверженную сироту. Но эта песня была из радостных, и Дэвиган радостно ее и пела. Да, я мог убедиться, что она счастлива, воображая, что хорошо здесь окопалась, и не имея никакого реального представления о болезни мальчика. С самого начала она не верила ни одному моему слову, а ненаглядная Хюльда предусмотрительно скрывала от нее плохие новости.

Лети, наш корабль, на просторе морском…

Она помолчала с минуту, чтобы сменить утюг. На этой кухне у нас не было электрической розетки, и она нагревала утюг на плите. Затем, сняв его с подставки, она сделала маленький аккуратный плевок, проверив, как он с шипением испарился. Мне понравился этот маленький аккуратный плевок – в нем было столько истинно человеческого, но это не помогло бы ей соскочить с крючка. Удовлетворенная нагревом, она возобновила глажение и песню.

Спаси нам того, кому стать королем,
Доставь его к острову Скай.

Хотите верьте, хотите нет – пусть я только что раскритиковал их, на самом деле я поклонник этих старых баллад Шотландии; возможно, это откликается во мне кровь Брюса. Они делают меня мягче и добрей. Самое время было приступить к делу, а не то я вот-вот начну подпевать.

Поначалу при моем появлении она чуть испугалась и замолчала, но потом снова запела и стала гладить. Больше не оборачиваясь, она сказала:

– Так чем ты сегодня торгуешь, Кэрролл? Дешевой серией похабных открыток?

– Нет, – сказал я. – Но посмотрим, что я смогу для тебя сделать, если тебе интересно.

– Мне неинтересно. И я занята. Не тяни резину.

– В общем, пустяки, – небрежно сказал я. – Но похоже, кто-то прислал мне это.

И я протянул ей «Ливенфорд геральд».

Она перестала гладить. Поставила утюг на подставку и, увидев дату, изменилась в лице. Оно побледнело.

– Прислали тебе? – сказала она. – Дэвиганы… они никогда не дадут мне… но они не знают, что я здесь. – Ее брови вдруг соединились. – Нет, конечно… Это ты… ты запросил.

– Признаю, что проявил немного естественного любопытства, – сказал я, уклоняясь от прямого ответа. – Я, естественно, интересовался несчастным случаем с моим старым другом, но ты так скрытничала, что я решил обратиться к первоисточнику.

– К первоисточнику! Твой старый друг! Кэрролл, да я умру от смеха!

– Надеюсь, что нет. По крайней мере, пока мы немножко не побеседуем. Пусть я не эксперт по шотландским законам, но из этой достойной газеты я узнал, что прокурор, по наводке полиции, подавал прошение шериф-судье[213] провести общественное расследование. – Она смахнула прядь волос со лба, явно не ожидая такого поворота. Я поудобней устроился на стуле и продолжил: – Затем главный судья удовлетворил ходатайство, в заявлении прокурора были указаны свидетели, и главный судья вместе с семью присяжными провел расследование; родственников умершего представлял адвокат.