Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы

Перед павильоном бросили монету, и угадавший розыгрыш Каннингем выбрал биту. Наши соперники, отпуская шутки в наш адрес, которые мы сочли оскорбительными, были готовы с легкостью разгромить нас. Поначалу они отправляли мячи на дип-филд[66], и мы, к их удивлению, с ними легко справлялись. Когда они решили взяться за дело всерьез, игра приняла другой оборот. Но мы прекрасно держались. У Дугласа, сына яхтсмена, был особенный обманный офбрейк, и наши полевые игроки стремительными перебежками, с помощью разных приемов ловя мяч одной рукой, не давали сопернику набирать очки, а кроме того, получали в награду от зрителей взрывы аплодисментов. Хотя Каннингем, к нашему огорчению, принес своей битой пятьдесят семь очков, в том числе одиннадцать очков, когда мяч улетал за границу поля, они ничего не значили, потому что после часа дня мы уже набрали сто тридцать девять очков.

Миссис Хестон организовала закуски на манер шведского стола, люди ходили вокруг в самом доброжелательном настрое, с тарелками куриного салата и холодным пирогом из телятины. Мне было очень жарко из-за всех моих пробежек и есть почти не хотелось, о чем можно было только пожалеть, учитывая столь превосходное меню. Но я съел сэндвич с ветчиной и выпил несколько стаканов лимонада. Когда я подошел взять последний стакан, миссис Хестон, которая, должно быть, узнала обо мне от мужа, сказала мне на ухо:

– Я желаю тебе хорошего удара, Лоуренс.

После перерыва настал наш черед играть битой. Скотт, первоклассный бэтсмен, был до перерыва постоянным боулером[67] на одной стороне питча. Теперь же, вместе с Бетьюном, он вышел, чтобы начать наш иннинг. Как я восхищался им, когда он элегантно направился к калитке и спокойно встал в центре! Он уверенно отыграл первый овер[68], набрав два очка последним мячом.

Сидя на веранде павильона вместе с другими, приветствуя этот чисто исполненный, мощный удар, я все больше надеялся, несмотря на дружественные пожелания миссис Хестон, что мне не придется входить в игру. Хотя в своей обычной манере я сделал упор на экстравагантность, дабы было на что посмотреть, теперь, когда от меня потребовались реальные действия, перспектива одинокой прогулки до калитки начала пугать меня. До сих пор, хотя я не сделал ни одного кэтча[69], я отлично смотрелся в поле. Моей репутации надежного полевого игрока ничто не угрожало. Бетьюн, стоявший прежде на мидл и лег[70], теперь встал получать оверы от Каннингема, который, сделав длинный грозный разбег, подал свой первый мяч. Быстро и ладно отскочив от питча, мяч выбил средний столбец калитки Бетьюна. Он выбыл из игры, что стало для всех полной неожиданностью.

Когда Бетьюн вернулся на скамейку[71], встреченный потупленными взглядами своих игроков, а я занес болезненный ноль в карточку со счетом – которую сохранил до сего дня, – место бэтсмена занял Колкхоун. После Скотта он был нашим самым надежным отбивальщиком, на которого можно было рассчитывать. К сожалению, его едва хватило на десять минут и девять вымученных очков. Усилия следующего бэтсмена были столь же недолгими и еще менее заметными. Он принес три очка. Для сидящих на веранде это было как ледяной душ. С каждой минутой мое возбуждение росло. Этот иннинг как начался, так и продолжался – у нас, увы, все расклеилось, пока игру не выправил Хейли, наш уикеткипер[72], который принес крутую десятку очков, прежде чем его выбил подающий Каннингем. Наконец короткую передышку дал нам Дуглас, который, отбив все подряд, заработал четырнадцать очков, включая три случайных мяча, угодивших за край поляны, – они пролетели над головой игрока, стоящего на втором слипе[73].

Когда Дуглас вылетел и переместился на поле, счет был не более девяноста двух за восемь калиток, из которых Скотт-Гамильтон принес сорок шесть очков. И теперь меня уже стало трясти, поскольку младший Скотт-Гамильтон, который был как раз передо мной в очереди отбивающих, с важным видом направился к питчу, что заставило меня позавидовать его наглости. В Гарри было много от клоуна, ему нравилось смешить, даже в ущерб самому себе. В данном случае ему это удалось. С видом крутого бэтсмена приняв боевую стойку, он принялся затем ходить туда-сюда по абсолютно чистому питчу, выметая воображаемые соринки. Поразвлекав таким образом зрителей, число которых к этому часу увеличилось, он снова встал в исходную позицию и посмотрел на боулера. Мяч был брошен медленным лег-брейком[74]. Гарри повернулся, чтобы отбить его у ноги, потерял равновесие и сел на свою калитку. Раздался взрыв смеха, к которому поневоле присоединились даже полевые игроки. Так что в такой вот атмосфере веселья мне и пришлось входить в игру. Щитки были уже на ногах. Чувствуя ужасную пустоту в животе, я сунул биту под мышку и на ватных ногах спустился по деревянным ступеням павильона к широкой зеленой арене.

На полпути к калитке ко мне подошел Скотт. Бледный от гнева и разочарования, он встретил меня отборными ругательствами: