Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы

Благодаря какой-то невероятной экономии мама купила мне в Ардфиллане подержанный велосипед «рэлей», который выглядел почти как новый. Однажды вечером она вернулась из Уинтона с пакетом, в котором оказались белые фланелевые спортивные брюки, куртка цвета морской волны и бело-голубой пояс для крикета с серебряной застежкой-молнией. Укрывшись в своей спальне, я надел этот наряд и внимательно осмотрел себя в трюмо – мисс Гревилль наставляла меня никогда не употреблять слово «зеркало». Я решил, что главное для меня – это выглядеть как игрок в крикет, и хотя до сих пор я испытывал серьезные сомнения относительно своей внешности, часто задаваясь вопросом, как у таких красивых родителей мог получиться такой невзрачный ребенок, особенно сокрушаясь по поводу зеленого цвета своих глаз и даже вычитав в «Энциклопедии Пирса», что это почти без вариантов является печальным результатом встречи родителей, у одного из которых карие, а у другого голубые глаза, – несмотря на все это, я был захвачен необычным отражением, представшим передо мной. Разве благодаря цвету куртки мои глаза не выглядели не такими уж и зелеными, а скорее были ближе к синему? Возможно, что нет, но я, в общем, получился таким, каким получился: у меня были мягкие светло-каштановые волосы, и я, по крайней мере, унаследовал от отца свежий цвет лица и здоровые белые зубы.

Не мой ли новый вид ввел в заблуждение завсегдатаев Уиллоу-парка, куда попадали лишь снобы и богачи? Скорее всего, это меценатство мисс Гревилль спасло меня от того, чтобы быть разоблаченным и изгнанным. Несмотря на свою эксцентричность, мисс Гревилль имела определенный статус в городе. Члены клуба принимали меня за гостя, который ее сопровождает, – возможно, ее племянника, приехавшего на каникулы. Ловкость, с которой я принимал мячи и делал выигрышные подборы, получила одобрение, утвердившее эту версию.

Рядом с учениками Бичфилда я рисковал гораздо больше. Многие из этих мальчиков, чьи родители находились в армии в Индии или еще где-то в огромной стране, которую тогда с гордостью называли империей, оставались в школе во время каникул, а также были и другие, живущие в Ардфиллане, как, скажем, мальчик по имени Скотт-Гамильтон, чей щиток я надевал, и его младший брат, который часто приходил на поле для пробных розыгрышей. Сначала они относились ко мне равнодушно, но однажды, после того как я довольно успешно вошел в игру, Скотт-Гамильтон, сильный, высокий мальчик лет тринадцати, капитан команды «Бичфилд», как и я, помешанный на крикете, ленивой походкой подошел ко мне со своим братом:

– А не хочешь сыграть вместе с нами? Ты здесь на каникулах с твоей тетей, не так ли?

– Да.

– Кстати, из какой ты школы?

Это был вопрос, который я давно предвидел и на который заранее заготовил ответ, считая, что если я действительно признаюсь, что хожу в маленькую жалкую школу на Клей-стрит, то буду немедленно отвергнут и брошен.

– У меня домашний учитель, – спокойно солгал я, однако оправдывая себя мыслью, что, в конце концов, мисс Гревилль если и не моя тетя, то своего рода наставница.

– О, понимаю, – сказал Скотт-Гамильтон с выражением симпатии. – Ты болел?

– Грудь. – Я небрежно постучал себя по ребрам.

– Невезуха! – пробормотал его младший брат.

– Во всяком случае, это не очень-то помешало твоему крикету, – сказал Скотт-Гамильтон. – Пойдем выберем сторону.

Я выдохнул. Проскочило. Меня приняли.

Хестон, конечно, мог бы выдать меня. Но даже если бы я не приходил так часто по утрам, чтобы помочь ему с газонокосилкой, начертить криз или натянуть новую сетку, Хестон и без этого был на моей стороне. О равенстве в отношениях между любителем и профессионалом, как оно стало полвека спустя, тогда и речи не могло быть, и положение Хестона предполагало, что он платный слуга, который должен покорно угождать своим хозяевам и выполнять их приказы и капризы: «Хестон, а ну, побели мои ботинки!», или «Хестон, покидай мне полдюжины на офсайд»[64], или «Черт возьми, Хестон, куда ты сунул мой свитер?». Но Хестон если и страдал от этого, то был самым невозмутимым, самым бесстрастным человеком, которого я когда-либо знал. Он просто проиграл турнир в графстве Хэмпшир, после чего подался на север – стал работать тренером и женился на очень симпатичной молодой официантке, которая подавала чай в Уиллоу-парке. У них была дочка, ему предоставили коттедж и сад – чем не счастливая семья. Я чувствовал, что под напускным равнодушием он скрывает абсолютное презрение к своим работодателям-снобам: некоторые из них, по крайней мере недавно разбогатевшие, имели все изъяны парвеню, то бишь выскочек.