Песенка в шесть пенсов и карман пшеницы

Когда гонг позвал нас на ужин, мистер Соммен с несколько рассеянным видом, но в приветливой позе уже стоял в столовой, заложив руки за спину, – на нем были белоснежная рубашка с черным галстуком-бабочкой, черные брюки с хорошо отутюженными складками и поплиновый пиджак в клетку. Я подумал, что он выглядит просто шикарно, как и другие. Пиджак на нем, судя по всему новый, вызвал шелест одобрения. С усердием подставляя стулья для дам, он скромно признался, что купил его в Баллатере после игр.

Только один человек из нашей компании, казалось, откровенно был против этой общей лести, и когда мы принялись за превосходный томатный суп с чечевицей, которую я любил, Бейли Найкол, бросив несколько колких взглядов из-под своих кустистых бровей на новый предмет одежды, вдруг заметил:

– Вы знаете, конечно, сэр, что ваша шотландка, этот ваш тартан, – от клана Маккензи[85].

– Правда, черт возьми? Рад это слышать.

– И плед, которой вы носите, – он от Макгрегора. Ну а эта ленточка на вашей шапочке – от королевской династии Стюартов. Похоже, у вас нет другой цели, как стать профессиональным и единоличным «собирателем кланов».

– Что ж, удачи им, – легкомысленно сказал Соммен. – Мне нравится собирательство, и, судя по тому, как эти хайлендские девушки отплясывали шотландскую кадриль, я обожаю эти кланы.

– Но, помимо того факта, что щеголять в именном тартане почти противозаконно, чем вы занимаетесь, приятель?

– Когда я в Риме, я веду себя как старые добрые римляне, – ничуть не смутясь, добродушно рассмеялся Соммен. – Это мой девиз, когда я путешествую. Прошлым летом я был в Швейцарии. Когда я спустился с последней горы, вы бы не отличили меня от Вильгельма Телля. Недурно, да? Не отличили бы и не отличите.

Однако Бейли продолжал допытываться:

– У вас, должно быть, большой бизнес, чтобы так разъезжать.

Соммен наклонил голову и ответил с внезапной твердостью в голосе:

– Да, сэр, у моей семьи, пожалуй, самый старый табачный бизнес в Лондоне. Мы производим сигареты, сэр. Могу ли я показать вам наш продукт?

Он достал сафьяновый портсигар и открыл его, продемонстрировав ряд длинных плоских элегантных сигарет. Поскольку портсигар пошел по рукам, я увидел, что на каждой сигарете было синим цветом напечатано: «C. Р. Соммен. Особые № 1».

– Могу ли я предложить вам одну, сэр?

– Благодарю вас, нет, – проворчал Бейли, полностью отстранившись от этой демонстрации солидного достатка. – У меня трубка.

После этой пикировки, в которой производитель сигарет выглядел гораздо убедительней своего оппонента, все с еще большим аппетитом налегли на ужин. Когда мисс Кинкейд подала принятый здесь знак вставать из-за стола, мы перешли в гостиную, или, как ее назвала мисс Айли, в «лучший салон». Здесь уже были опущены шторы, защищая нас от вечернего холода, и в камине уютно тлел брикет торфа, испуская аромат болотных трав. Пока разносили песочное печенье и кофе, Соммен подошел к пианино и, стоя над клавиатурой, одним пальцем сыграл «Палочки для еды»[86].

– Дамы и господа, прошу извинить меня за столь скромную увертюру. Нам очень повезло, что среди нас есть настоящий первоклассный пианист, и с ее любезного согласия я попрошу ее начать наш вечер.

Он вышел вперед и, согнув руку в локте, воскликнул под одобрительный смех:

– Мадам, имею ли я честь проводить вас до инструмента?

Должен признаться, что к этому моменту наш новый друг стал мне порядочно надоедать. Его внимание к маме за ужином было, пожалуй, слишком заметным, а эта дешевая галантность, казалось, подтверждала ее худшие опасения. Я с сочувствием посмотрел на нее, но, к моему удивлению, она не осадила его. Вместо этого она встала, уступив, даже не без изящества, этой непотребной клоунаде.

Она сыграла прелюдию Шопена, затем с большой живостью ринулась в «Danse d’Echarpes» и закончила играть под длительные аплодисменты. Я видел, что на этот раз Соммен был ошеломлен, как будто неожиданно столкнулся с чем-то совершенно ему незнакомым.

– Послушайте, – сказал он, чуть ли не преклоняясь, – это настоящий класс. – Затем, придя в себя, уже без этого ужасного придыхания, добавил: – Абсолютно поразительно. Достойно Альберт-холла.

– Чепуха! – рассмеялась мама и сказала, как бы подзуживая его: – А теперь ваша очередь. Давайте послушаем, как вы поете. Если умеете. Я вам подыграю.

Перебрав разные песни, остановились на «Русалке». К моему разочарованию, у него оказался неплохой голос, лирический тенор, и он с большим чувством спел:

И, света быстрей, он пустился ко дну
И обрел тишину и покой,
Повстречав наконец там русалку одну
В самом сердце пучины морской.