– Вы хотите, чтобы люди это увидели? – переспросил Гржельчик, когда она сложила телефон. – Не лучше ли сделать вид, что это просто проигранное сражение? Мертвых не вернуть. А ненужные мысли о предательстве…
– Не лучше, – если бы Йозеф был диверсантом, обмочился бы от одного ее тона. – Земля не проигрывает сражений. Пусть все знают, что в бою нас не победить. Пусть знают, что ни эасцам, ни чфеварцам не удалось проломить периметр. Это не их победа! И кто вам сказал, адмирал Гржельчик, что мысли о предательстве не нужны? Пусть люди задумаются о том, насколько они любят – или не любят? – свою родину. Пускай посмотрят, куда могут завести интриги и внутренние распри. Земля подошла к самой грани катастрофы из-за того, что кто-то один оказался крысой! Я хочу, чтобы это видели все, без возрастных ограничений. Кое-какие вещи надо понимать с детства. Потому что потом может стать поздно.
Слепой пилот Согиро валялся в медчасти у шшерцев еще несколько дней, пока докторша не сочла, что умереть ему не грозит, а окулист – не ее специальность. Эасцу выдали штаны и сайртак, чтобы не пугал женщин прожженной туникой, и попросили освободить койко-место.
– И куда мы его денем? – спросила Баин у капитана.
Засунуть на рудник Зальцштадтера, за компанию с сослуживцами? Глупо. Какой из слепого работник? За ним самим ухаживать надо, за ручку водить туда-сюда. К тому же освобождение от каторги пилот в любом случае заслужил: Миленич признавал, что без него вряд ли посадил бы таз, утративший аэродинамику, герметичность и гравикомпенсаторы. Но к вопросу о том, что делать с неприкаянным эасцем, капитан подошел своеобразно.
– Тастекей, забирай его с собой. Поживет у тебя, пока все утрясется.
У старшего навигатора это распоряжение не вызвало должного энтузиазма.
– На кой он мне нужен? Меня дети не поймут! Скажут: уезжала с отцом, а вернулась хрен знает с кем.
На минуту Бойко стало совестно. Мужа Баин, офицера десанта, не было среди выживших, а он ей даже слов сочувствия не сказал. Но минута сомнений ушла. Пока старший навигатор крепится, лучше не затрагивать опасную тему. Следует надеяться, запаса цинизма ей хватит, чтобы это пережить.
– Баин, просто приюти его на некоторое время, и все, – проговорил он немного виновато. – Тебя же никто не заставляет с ним спать.
– На фига держать мужика в доме, если с ним не спать? – огрызнулась она.
– Ну-у… – капитан поразмыслил. – Для мелкого бытового ремонта, например.
– И что слепой может отремонтировать? – она скривилась.
– Ну, пусть помогает тебе таскать тяжести.
– Эасец, таскающий тяжести? Не смешите, кэп.
– Своди его в спортзал, пусть прокачается.
– До мага восьмидесятого уровня? – скепсис Баин невозможно было преодолеть.
– Черт! Ну, тогда спи с ним, если не для чего больше приспособить!
Поймав взгляд Баин, обещающий много неприятного, Бойко понял, что ляпнул зря. Сейчас начнется бунт на корабле. То есть не на корабле – корабля уже нет. Но бунт вполне возможен.
– Слушай, Баин, ну войди ты в положение, – торопливо проговорил он. – Куда его, по-твоему? В тюрьму запихнуть? После того, что он для нас сделал?
Согиро капитану понравился. Как профессионал, и как человек тоже. Не скис, сам вызвался помочь, невзирая на свое состояние. И справился получше иных зрячих, в этом-то Миленич разбирался.
– Сдайте его в консульство Созвездия, – посоветовала Баин. – Пусть они там с ним возятся.
– Да не будут они возиться, – вздохнул Бойко. – В том-то и беда.
Дадут место под крышей, где перекантоваться, пока ищут способ побыстрее и подешевле переправить его на Эас. А потом посадят в корабль, и до свиданья. Только что дальше? Бойко перевел взгляд на молчащего Согиро. Не понимая по-английски, он слушал их разговор довольно равнодушно. Капитан спросил на хантском:
– Чего хочешь от жизни, эасец?
Он невесело хмыкнул.
– А от моих желаний что-то зависит?
– Разумеется, зависит. Хочешь домой?
Против ожиданий, тот пожал плечами, явно затрудняясь с ответом.
– Кому я нужен дома? Работу теперь не найти, за дорогу не расплачусь. Жена уйдет, не будет двадцать три года ждать. Если и на ГС-корабле подбросят, все равно: зачем ей нищий? А где милостыню просить, мне без разницы.
– Ты насчет милостыни не торопись, – проворчал Миленич. – Придумаем что-нибудь, – и с укором посмотрел на Баин.
Она всплеснула руками.
– Да вы из кого угодно душу вынете! – сказала, как выругалась. – Ладно, так и быть, я его забираю. Не бросать же на улице!
– Баин, ты что, меня к себе возьмешь? – оживился эасец. – Правда? И кормить будешь?
– Только чтоб с голоду не помер, – мрачно пообещала она. – И имейте в виду, кэп: если не придумаете, как с ним быть дальше, расскажу вашей жене, что прячете у меня своего собутыльника.
Миленич изменился в лице.
– Баин, имей совесть! Лучше уж скажи ей, что ты моя любовница.
– Не поверит.
– Блин! Тебе меня жалко меньше, чем этого эасца?
– Меньше, – бестрепетно отрубила она. – Он под колеса судьбы попал, а вы сами виноваты.