На пороге возникло странное существо – небольшое, белое, на четырех гибких лапах. Оно окинуло каюту красноватыми глазами, повело острым ухом и, коротко мявкнув, исчезло снаружи.
– Чисто, – сказал мужик по-хантски. – Эй, чфеварец! Ты в своем уме?
– Вроде да, – неуверенно ответил Ка Дин Хет.
– Тогда живо в шаттл! С собой – только смену белья.
– Я… – он замялся. – Я не могу уйти сейчас. Я капитан.
– Засранец ты, а не капитан, – непочтительно среагировал мужик с фонарем. – Сдал свою лохань мегавошкам! Иди, не выпендривайся. Это – уже не корабль.
По коридору висели автономные лампы на присосках. Что-то где-то выло и гремело. Под ботинками высыхали едкие лужи, а по углам валялись хитиновые трупики – частью раздавленные, частью с оторванными головами и ногами. Ка Дин Хета чуть не стошнило. Из каюты в конце коридора появился командир десанта с узелком в руке. Весь седой, до кончиков усов – а ведь недавно был мужчиной в расцвете лет. Заозирался, встретился глазами с капитаном.
– Кэп! Вы поседели.
Немудрено. Десантник перехватил его взгляд, увидел разодранных шнурогрызок, сделал глотательное движение и слегка позеленел.
– Пошли, – буркнул капитан. – Где там их шаттл?
Казалось бы, шнурогрызки – оружие против техники, а не против людей. Люди им безразличны. Но живых было не слишком много. Умирали от разрыва сердца, от кислотных ожогов, многие покончили с собой от отчаяния. Безнадежно утративших разум земляне милосердно пристрелили. Шаттл отчалил, белый зверь разлегся на коленях у белобрысого землянина. Молодой скуластый пилот челнока поманил Ка Дин Хета к экрану, ткнул пальцем в уменьшающийся силуэт корабля, к которому шла ракета со спутника. Ракета соединилась с кораблем, и вспышка на какое-то время ослепила приборы. Драккар перестал существовать. Ка Дин Хет сглотнул слезу и хрипло спросил:
– Зачем? – больно смотреть на гибель собственного корабля. – Зачем позвал? Только душу травить.
Во взгляде равнодушных узких глаз не было ни грамма сочувствия.
– Экая у тебя душа нежная, чфеварец. А что ты думал, когда стрелял в беззащитный борт «Ийона Тихого»? Который твой же прокол от огня прикрывал?
– Что значит – прикрывал прокол? – не понял он.
– Однако, кое-кто знал, где ты выйдешь из ГС-перехода, чфеварец. И поджидал тебя там, чтоб ударить.
– Нет, – голос окончательно сел. – Координаты выхода знал только адмирал Ен Пиран. Он никому не выдал бы…
Свет померк перед глазами. До капитана дошло.
– Он и не выдал, однако. Просто подошел на удобную позицию и стрелял по тебе. Ты бы не сидел сейчас передо мной, чфеварец, если бы Принц с Ассасином не подставили под удар наш крейсер. Они держались все то время, что ты колупался в проколе на своем тормозном драккаре. А ты, тварь, что сделал?
– О Безликие Боги, – прошептал Ка Дин Хет. Он ведь мог бы и не выйти из перехода, сгинуть в черной дыре. И кто знает, что еще в нее засосало бы…
– Однако, говно твои Безликие Боги, – отрезал землянин. Отвернулся к пульту и молчал уже всю дорогу.
Спустя восемнадцать дней эвакуацию объявили законченной. Еще бежали к последнему шаттлу какие-то голодранцы с криками «Подождите!», но переодетых колдунов среди них было больше, чем людей, да и люди – сплошь жертвы тьмы. Брат Антоний распорядился задраить люк и стартовать. Планета осталась внизу ожидать своей судьбы.
– Ты славно потрудился, сын мой, – сказал ему кардинал Натта, пожелав увидеть монаха сразу после его возвращения на крейсер. – И пусть во Христе ты недавно, но дух твой крепок и вера тверда. Я думаю, ты сможешь стать настоятелем храма. Что скажешь?
– Я… – он коротко вздохнул. – Я недостоин, ваше высокопреосвященство.
– Все мы недостойны перед Богом, – Джеронимо Натта философски пожал плечами. – Но ты совершенствуешься, а это уже немало. И я повелеваю властью, данной мне Патриархом Запада, его святейшеством Бенедиктом XXV: поезжай на Хао, брат Антоний, и принимай первый храм. Вряд ли кто-то справится с этим лучше тебя, сын мой.
– На Хао, ваше высокопреосвященство? – переспросил он. Вот это неожиданность! – Я… постараюсь оправдать ваше доверие.
– Я и не сомневался. Благословляю тебя, брат Антоний, – он перекрестил мересанца. – Идем в рубку, я представлю тебя координатору т’Лехину. А потом ты возьмешь бот и отправишься на его флагман.
Отпустив мересанца, Джеронимо остался в рубке. Вот он и наступил, час «Х».
– Готовность номер один, – приказал он.
Пилоты застыли в креслах, члены команды быстро занимали свои места согласно боевому расписанию. Он знал, что его приказ передали на другие корабли, и т’Лехин дублирует его своим людям, а Мрланк – своим. Координаторы и их уполномоченные бросают утренний кофе, или реттихи, или что у них там еще, и спешат в «зрительный зал», к экранам. Хантский дредноут зашевелился – видно, поймал волну и понял: началось.
– Все помнят схему? – осведомился Джеронимо.
С кораблей стали приходить подтверждения. Четкие, уставные – от земных крейсеров и, как ни странно, мересанцев. Впрочем, почему странно? Мересанцы – ушлые вояки.